— Все правильно. Ты когда-нибудь видела это в жизни?

— Нет, а ты?

— Сама этим тоже не занималась?

— Ну уж нет! А ты?

— Тоже нет, но один раз я видел... Мужик задумал подвесить себя, когда мастурбировал, глядя киношную порнуху. Он вовсе не хотел вешаться, но стул под ним подвернулся, и он повис. Удавился насмерть. Роковая аутосексуальная случайность. Полиция, конечно, решила, что это самоубийство. Но если повесившийся голый, а вокруг разбросаны эротические приспособления, можно определенно сказать, что это случайность. Попробуй объяснить это близким.

— Да... — Синтия покачала головой. — Не представляю, какое в этом удовольствие. В руководстве на этот счет ничего не говорится.

— В другие руководства надо заглядывать, малыш. А что касается удовольствия, объясняю. Когда нарушается кровообращение и в мозг поступает недостаточное количество кислорода, у человека происходит обострение всех чувств, частично в результате ослабления самоконтроля. Недостаток кислорода вызывает головокружение, возбуждение, даже опьянение. Кайф, только без наркотиков и алкоголя. В этом состоянии у многих повышается половое влечение... Говорят, что при легком удушье оргазм достигает редкой интенсивности, не соразмеришь силы, можно не только кончить, но и отдать концы.

— Какое же это удовольствие?

— Это лишь физиологическая часть программы. Другая — ритуалы, которыми сопровождаются большинство актов сексуальной асфиксии: голое тело или необычная одежда, сексуальные принадлежности, эротические фантазии, окружающая обстановка и, разумеется, угроза опасности.

— Кто же это все придумал?

— Думаю, что к таким штучкам пришли опытным путем. Наверное, в египетских пирамидах есть картинки на эту тему. Люди неистощимы на выдумку, когда дело касается удовольствий.

Синтия долго молчала, потом спросила, посмотрев на меня:

— Ты думаешь, нечто похожее произошло с Энн Кемпбелл?

— Как тебе сказать... Трусы, положенные на горло, чтобы не осталось следов от шнура. Это самая существенная особенность акта сексуальной асфиксии, когда нет намерения довести партнера до смерти... Впрочем, это только одно из объяснений того, что мы увидели. Подождем результатов экспертизы.

— А куда делась ее одежда?

— Сбросила где-нибудь.

— Зачем?

— Думаю, что это часть эротической фантазии. Ты справедливо заметила: мы не знаем, что для нее в сексе было главным, какие изощренные, немыслимые сцены рождались в ее воображении. Попробуй представить свой сад радостей земных и подумай, как он будет смотреться со стороны... — Последовала неловкая пауза, поэтому я поспешил добавить: — В конечном счете личности такого типа получают удовольствие только от своих необузданных фантазий — с партнером или без него. Я начинаю склоняться вот к какой мысли: то, что произошло на стрельбище номер шесть, придумано, поставлено и разыграно самой Энн Кемпбелл.

Синтия задумалась. Я продолжал:

— Похоже, что этот акт сексуальной асфиксии разыгрывался с обоюдного согласия, в ходе которого партнер задушил ее случайно или намеренно, в приступе злобы. Незнакомец, напавший с целью изнасилования и убийства, не стал бы подкладывать трусики под шнур, чтобы не повредить мышечную ткань на горле.

— Конечно, не стал бы. Но предположим, что партнер убил ее не в приступе злобы. Допустим, что он собирался убить ее, а она думала, что это игра.

— Это тоже вероятно.

— Я все думаю и думаю об этой комнате... Наверное, были мужчины, которые желали ее смерти из ревности или хотели отомстить за что-либо. Может быть, Кемпбелл кого-нибудь шантажировала?

— Верно. Она жертва убийства, которое должно было совершиться. Она была обречена. Но у нас недостаточно данных для окончательного суждения. Опиши этот случай в своем рабочем дневнике.

Она снова кивнула, но промолчала. Ясно, что Синтия, занимающаяся тепличными, если можно так выразиться, изнасилованиями, которые отнюдь не сопровождаются убийством, была поражена открывающимися перед ней новыми гранями человеческой испорченности и половой извращенности. Конечно, ей доводилось видеть женщин, которые перенесли издевательства со стороны мужчин, но, надо полагать, заносила такие случаи в разряд исключительных или облекала их в приемлемую для себя форму. Синтия не питала ненависти к мужчинам, больше того, они ей нравились, но я-то понимал, что наступит день, когда она возненавидит всех нас.

— В истории с Нили — кто это сделал?

— Один новичок из пехотного училища. Влюбился в медсестру как школьник. Однажды вечером, когда она вышла из госпиталя и села в машину, он на нее и набросился... Он во всем признался. Принес извинения и получит срок — от пяти до десяти лет.

Я понимающе кивнул. Ни в каких воинских уставах не записано, чтобы обвиняемый извинялся перед жертвой или ее близкими, а также перед ее непосредственным начальством. Это скорее в традициях японского, нежели англосаксонского права, но я не против. По иронии судьбы именно генерал Кемпбелл ввел эту практику в Форт-Хадли.

— Не хотел бы я оказаться на месте того, кто должен извиняться перед генералом за изнасилование и убийство его дочери.

— Да, подходящих выражений тут не подберешь, — согласилась Синтия. — Возвращаемся к теме изнасилования и убийства? Не надоело?

— Пожалуй, надоело, только я не исключаю вероятности убийства и последующего изнасилования. Обсудим проблему некрофилии?

— Хватит, сыта по горло.

— Аминь.

Впереди я увидел очертания большого зеленого тента — такие устанавливают во время приемов на открытом воздухе. Но этот тент был поставлен судебно-медицинскими экспертами над тем местом, где находилось тело погибшей. Так удобнее сохранить в целости вещественные доказательства преступления.

— Ты сказал Карлу какие-то добрые слова. Спасибо за доверие.

Не помню, ничего такого я, кажется, не говорил, и потому промолчал.

— Карл хочет, чтобы мы провели следственный эксперимент. Чтобы полностью воспроизвели преступление — с палаточными кольями, шнуром и всем прочим. Ты будешь Энн Кемпбелл.

Синтия подумала пару секунд, потом сказала:

— Ну что ж... Я уже делала это...

— Прекрасно, буду с нетерпением ждать.

Мы приехали на место. Синтия поставила машину возле фургона экспертов.

— Пойдем еще раз осмотрим тело? — спросила она.

— Не хочу.

К этому времени тело уже начало раздуваться и плохо пахнуть. Пусть это прозвучит непрофессионально и неразумно, но мне хотелось запомнить Энн Кемпбелл такой, какой она была при жизни.

На узкой дороге стояла дюжина фургонов и легковушек из лаборатории УРП и военной полиции базы. От дороги к тенту был расстелен брезент.