— Завтра вечером мы прокатимся вверх по реке.

— Втроем? — невольно спросила она, не сомневаясь, что их будет сопровождать бабушка.

Он покачал головой, снисходительно улыбнулся:

— Вдвоем.

«А как же Кларисса?» — хотелось ей задать вопрос. Но она так ничего и не сказала.

Проснувшись поутру, Николь чувствовала себя не в своей тарелке. Спала она плохо, все время вспоминала прогулку по саду. Ее тяготила неопределенность: что там, в будущем? Волновало и неутихающее влечение к Алексу. Ни на миг не покидали ее тревожные сомнения.

Занятая приготовлениями к приему в честь помолвки, Кларисса неделями не показывалась в Бель-Шен, что не мешало Ники постоянно о ней помнить. Ей так хотелось знать, думает ли о своей невесте Алекс!

Встав раньше обычного, Ники надела золотисто-коричневый костюм для верховой езды, один из подарков бабушки Алекса, и направилась к двери. Небо было чистое, голубое, только на горизонте плыли пушистые облачка. Прекрасный день, чтобы прокатиться на лошади, побыть наедине с собой.

— Значит, это правда?

В открытых дверях конюшни стоял Патрик, который недавно вернулся. Солнце только что взошло, его золотистые лучи пробивались через щели, высвечивая мириады пылинок, поднятых вилами Патрика, разгребавшего сено.

— Боюсь, что да.

Патрик переправлял одного из жеребцов с усадьбы на племенной завод. Сегодня Ники встретилась с ним впервые с тех пор, как ее положение в доме изменилось. Она пошла ему навстречу, влекомая знакомыми запахами конюшни: свежего сена, лошадей, старой кожи. Все это были ее любимые запахи.

Патрик вдруг усмехнулся, прислонил вилы к небольшой двери и скрестил ноги в поношенных сапогах.

— Но какое это имеет значение? Вы все равно никого, кроме него, не замечали.

Ники резко остановилась.

— Но это не так, Патрик.

Он грустно усмехнулся, покусывая золотистую соломинку.

— Пусть будет по-вашему. Я помню, какой вы были.

Ники улыбнулась. Она собиралась попросить оседлать для нее Макса, как вдруг в конюшню вошел Алекс.

— Так я и думал, что найду тебя здесь. — Когда он попал в полосу света из открытого оконца конюшни, в его каштановых волосах заиграли янтарные солнечные блики. Он выглядел очень красивым в своих бриджах для верховой езды и белоснежной полотняной рубашке. «Эта одежда идет ему больше всего», — решила Ники, оглядывая мускулистые ноги, восторгаясь его широкой грудью и мощными плечами.

— С реки тянет прохладой, — сказала она, стараясь не вспоминать, как он держал ее в своих объятиях, но не в силах забыть, как под ее пальцами играли его тугие мускулы и как нежно он ее поцеловал. — Сегодня утром попрохладнее, и я хотела бы прокатиться.

— Прекрасная мысль, я поеду вместе с тобой.

Стало быть, прощай прогулка в блаженном одиночестве!

После того как лошадей оседлали, Алекс поднял ее и усадил в седло, продержав в руках чуть дольше, чем это было необходимо. Приятное тепло, исходившее от его рук, окутало ее. Впечатление было такое сладостное…

— Спасибо, — с трудом выговорила она пересохшими губами.

Алекс вскочил на Наполеона, который бил задними ногами, ржал и сильнее обычного выказывал свой норов.

— Чувствует запах кобылы, — сказал он.

Ники покраснела. Алекс, усмехнувшись, тронул жеребца.

Ники поехала рядом, очарованная внушительным видом своего спутника на гнедом жеребце.

— У моей бабушки великолепный вкус, — сказал он, любуясь костюмом цвета чуть темнее ее медных волос. — Или ты сама выбрала эту одежду?

— Мы выбирали вместе.

Они ехали к реке мимо плантации тростника.

— Я хочу, чтобы вы знали, как я признательна вам за все, что вы для меня сделали. — Слегка смутившись, она притронулась к манжетам своего костюма из изысканных бельгийских кружев. — Я знаю, как все это дорого, и надеюсь, что когда-нибудь смогу отплатить вам.

Натянув поводья, Алекс остановил коня под старым дубом на берегу широкой Миссисипи, которая катила мимо них свои полные воды.

— Твой отец спас моего отца. Они были друзьями. И мы должны быть друзьями. Я думал, ты понимаешь это.

Он помог ей спешиться, они привязали лошадей у самого берега, чтобы те утолили жажду и могли бы даже плескаться в воде. Прогуливаясь возле дуба, Ники хотела спросить, означает ли сегодняшнее положение дел то, что он расторгнет подписанный ею контракт. Но она не чувствовала себя достаточно уверенной и вовсе не знала, каким будет ответ.

— Мне понравился ваш друг Томас, — сказала она, переключаясь на первую пришедшую ей в голову тему.

Алекс помрачнел.

— Если он так тебе понравился, почему ты не приняла его приглашение и не пошла с ним в театр?

Гнев, прозвучавший в его голосе, поразил ее, но она постаралась скрыть свое удивление, с наигранным безразличием сорвав листок с дерева и покручивая его пальцами.

— Потому что вы явно опасались, что ваш друг может подмочить свою репутацию, появившись вместе с бывшей служанкой.

— Ты в самом деле так думала? — спросил Алекс, искренне изумляясь.

Ники вздернула подбородок.

— А что я должна была думать? Вы так на меня посмотрели… Ведь я ваша собственность.

Алекс сделал несколько шагов, оттесняя ее к дереву. В нем не осталось и следа доброты, с которой он относился к ней все это время.

— Я не хотел, чтобы ты с ним встречалась, потому что опасаюсь… осложнений.

— Осложнений? Что вы имеете в виду?

— Что имею в виду? — Алекс, казалось, тщательно обдумывал, что ей сказать. Откинув волосы назад, он пристально смотрел в лицо Ники. Когда она попыталась отвернуться, он взял ее за подбородок и повернул к себе. — Я не хотел, чтобы ты с ним встречалась, потому что у меня есть на тебя свои виды. Твой маленький розыгрыш мог бы обмануть мой ум, но не мое тело. А оно желает тебя с самой первой встречи.

В его словах было что-то успокаивающее и в то же время будоражащее. Стало быть, Алекс увлекся ею? Он хотел бы покорить ее как женщину? У нее слегка закружилась голова.

Сердце забилось чаще. Она вдруг почувствовала, что к ней возвращаются силы для того, чтобы опять быть обаятельной, возвращаются женские инстинкты, которые в прежней жизни так естественно подсказывали ей, что именно делать.

— Вас влечет к себе одна женщина, но жениться вы собираетесь на другой.

— Кларисса не имеет к нам никакого отношения, — решительно отрезал Алекс. — Значение имеет только то, что я мужчина, а ты женщина. Взрослая женщина. И теперь в моих чувствах к тебе нет ничего запретного.

Он взял ее лицо в свои ладони. Его теплые руки выражали его чувства вернее, чем слова. В его поцелуе не было ничего от вчерашней сдержанности. Это был опаляющий, требовательный поцелуй, от которого у нее перехватило дыхание.