class="p1">Так, рассматривая, дошёл король до полка пана Анджея из Брохоцина, которого давно и хорошо знал, и выделял его из тех, которым наиболее доверял. Его люди стояли хорошо вооружённые и подобранные, молодёжь, полная жизни, а между ними скрывался и тот Теодорик из Забора, знать, устыдясь своей молодости. Но случилось так, что другие, уступая, открыли его, и королю на глаза попал, скрыться не мог.

Очень изумился чего-то Ягайло, увидев его, и сплюнул.

– А этого-то откуда взял? – спросил он, указывая на парня.

– Этот ко мне, милостивый пане, притащился сам, добровольцем, а рад бы я от него избавиться, но он прогнать не дал себя. Это ребёнок, но ничего, на войне, пожалуй, приучится.

– Откуда же?

– Не спрашивайте.

Пан Анджей сделал знак, чтобы хлопец сошёл с коня и пришёл к королевским стопам, хоть король ему к себе приблизиться не дал.

Рад не рад соскользнул парень с коня и стоял зарумянившийся.

– Редкостное сходство, – отозвался Ягайло, – или злые чары. Спросите его, нет ли у него сестры?

Услышав этот вопрос, молодой человек быстро ответил, что имеет сестру, и что он на неё очень похож, а сестра его на дворе княгини Александры Мазовецкой в ту пору должна была быть.

Лишь тогда король успокоился и усмехнулся, а в парня дивный какой-то дух вступил, и вместо того чтобы стоять робко, Ягайле прямо в глаза с детской настойчивостью смотрел.

– Погибнет он где-нибудь напрасно в тяжком походе, – говорил пан Анджей, – но сам виноват, когда ему преждевременно рыцарем быть захотелось.

– Домой возвращаться слишком поздно, – ответил парень смело, – может, мне в доспехах слишком тяжело, а в любой службе не мило; но если бы король, милостивый пан, вместо Янка при своей особе соизволил мне дать приют, добросовестно бы служил.

Все этому дерзкому требованию и просьбе чрезвычайно удивились: посмотрел Брохоцкий, иные улыбались. Король, казалось, не понял сразу, лишь когда ему Брохоцкий повторил, смеясь, это желание, он, вроде, начал обдумывать.

В королевский двор нелегко было попасть неиспытанному; так думали, что Ягайло не ответит ему ничем, когда, посмотрев на него пристально, сказал:

– Отошлите его маршалку, жаль ребёнка, если из него что-нибудь может вырасти.

Склонился к панским стопам непомерно довольный парень, вскочил на коня, своим людям подмигнул и, заехав за шеренгу и попрощавшись с командиром, который тоже рад был от него избавиться, поспешил к королевскому двору.

А оттого что уже лагерь собирался в дальнейший поход, представив маршалку молодого человека при дворе, который на него весь косо начинал смотреть, поехали в молчании, от Людборжа на две мили к большому озеру Рупкову и Кужетнику.

Июльская жара и пекло, которые в том году казались сильнее, чем в иные годы, очень затрудняли поход.

Теряли сознание люди и кони падали от зноя. Доспехов никто в походе носить не мог, потому что железо и через кафтаны припекало. Так вешали их на коней, складывали на возы, а другим и платья казались тяжёлыми, и рубашки было слишком. Когда вечером показалось озеро, к оной воде спешило всё, лошади и люди, как на спасение. Но тут уже самостоятельно идти и беспечно вырываться не годилось. Крестоносцы стояли на небольшом расстоянии от Дрвенца так, что влезши на дерево, уже можно было заметить лагерь и остроколы.

Едва шатры у озера начали разбивать, когда Брохоцкому, который только что спешился, дал знать один из его людей, что крестоносцы неподалёко коней купают, и что там уже горсть добровольцев на них собирается.

Не обращая так внимания на суровые приказы, повернув коня, надев доспехи, вскочил в седло пан Анджей и пустились галопом те, что были погорячее, так что их уже ни призывы, ни труба остановить не могли. Король только что начал было раздеваться, когда это произошло. Рыцарство, которое само не успело вовремя к поединщикам присоединиться, повлезав кто куда мог, смотрело, но туман пыли той быстрой кучки заслонял глаза. Другие также сели есть и отдыхать.

Солнце зашло и жара немного прекратилась, когда вдруг крик и звук трубы на тревогу подняли весь отдыхающий табор как молнией. Как то бывает в большой стае, где не много видно, а из уст к устам переходит друг другу слово, каждый к нему что-то своё прибавляет, громыхнули: «Крестоносцы!»

Кони были рассёдланы, люди полуодеты, кто как был, добежал только до меча, в мгновении ока почти сидел уже на своём; но началась неописуемая неразбериха, которую умножал мрак: своих не узнавали свои, толкались и ругались, пока старшина криком и трубой не навёл порядок.

Король также как был, в белом жупанике, вышел из шатра, спрашивая что случилось и рассылая гонцов во все стороны. Никто хорошо не знал, что было причиной паники. Только с тевтонской стороны поднимался большой клуб пыли и метели, который испускался агрессивным войском.

В ту же минуту прибежали королю дать знать, что Брохоцкий, напав с другими на коней передней стражи крестоносцев, рыцарей из неё свалив, пятьдесят их забрал и вёл. Тогда тревога сменилась радостью, а пан Анджей своих коней перед шатрами вёл, как первую добычу неприятеля. Радовались ей в меру, потому что ни столько кони дороги были, сколько преждевременная паника могла навредить. Но то, что произошло, принять нужно было за хорошее.

Выбежал с королевскими придворными недавно приступивший к службе Теодорик, а кто бы его видел, как к тем коням присматривался и глазами водил по тем, что их привели, ясно бы в нём горе и гнев, чем радость, угадал.

Тут снова обсуждали ночью, как себя начать вести. Ждали возвращения Корцбога, но уже в мир никто не верил, из лагеря получили весть, что, защищая переправу через Дрвенцу, крестоносцы остроколы понабили и из-за них могли отстреливаться; таким образом, решили вожди и проводник Троян, чтобы из-под Кужетника вернуться в Людборжу и пробовать вступить оттуда, где ожидалось меньше защиты.

Ночью вышли шпионы во все стороны. Лагерь затих и лёг, стражи только авангардные и другие бдили вокруг и люди, для поддержания порядка выставленные. Вечером ожидали возвращения Корцбога, но его не было, и ни одной другой вести от венгров. Ягайло из задержки делал вывод, не склонятся ли они к миру; другие Бога просили, чтобы им тех мыслей не дал.

В волнах озера отражались звёзды и вокруг была торжественная тишина, а узкий пояс земли делил два спящих лагеря, которые в любой момент, как два льва могли сойтись и бороться на смерть либо жизнь.

* * *

По другую сторону Дрвенцы на широком лугу был разложен великолепный