— Я его не оправдываю, Слава, он поступил неправильно. Но то, что он встал на твою защиту, — это его выбор, за который не должна нести ответственность ты. Посуди сама: опасность грозила бы ему? Неужели если бы ты спасла его, то всю вину на него же и повесила бы?

— Я не понимаю, о чем ты? — К чему он вообще вел? — Стоп, какая опасность, ты что, хочешь представить, как я бы… я… — я даже вслух не могла такое произнести. — Я бы не смогла… Нет, я слабая для этого.

— Ты просто с таким не сталкивалась, но, когда у людей стоит вопрос жизни или смерти, собственной защиты или защиты любимых людей, они о таком не думают.

— Нет, я все равно не смогла бы отнять чью-то жизнь, — начала я запинаться, понимая, что вот-вот заплачу.

— Все, Слав, успокойся. Закрыли тему и больше поднимать не будем. — Соколов тут же притянул меня к себе, уничтожая последнее расстояние между нами. — Даже бои без правил при тебе смотреть не буду, — усмехнулся он и поцеловал меня в макушку, а я, прижавшись тесно к мужчине и впитывая в себя его тепло, пыталась справиться с пониманием того, какая же я ненормальная.

Ведь Мир вроде бы говорил правильные вещи… иногда просто не может быть выбора. Но я даже близкого человека защитить не смогла бы… Ярик пытался водить меня на курсы самообороны, сразу после случившегося. Он думал, что все мои проблемы от страха незащищенности. Но вместо того, чтобы стукнуть противника, я расплакалась и убежала. Тогда-то я и поняла, что ни за что не оправдаю поступок брата и не смогу простить себя за то, что толкнула его на подобное.

Мирослав, не переступая черту, заключил меня в свои объятия и принялся покрывать поцелуями, лишая разума сладкими, мягкими и теплыми губами. И, когда я дышала через раз и вздрагивала даже от его сбивчивого дыхания, Мир отстранился от меня, уложил на подушку, провел ладонью по моим волосам, раскладывая их на темном постельном белье, затем наклонился ко мне и, проведя носом по моей скуле и шее, лег рядом.

— Спи, Ласка.

И все.

Я по-прежнему вздрагивала, сдерживая так и не пролившиеся слезы, и в то же время тянулась к мужчине всем своим естеством. В такой момент я и правда была уязвимее, чем когда-либо, и Мир это понимал, но пользоваться этим не стал. Он просто обнял меня, тесно-тесно прижимаясь ко мне своим телом, и, дыша мне в макушку, уснул.

Мне было так тепло и уютно, что я не заметила, как вырубилась с такой же скоростью. А наутро было полное повторение прошлого дня: сначала я сквозь сон почувствовала поцелуй, когда Мир уходил на работу, а ближе к обеду получила смс с адресом ресторана и приглашением. Вечером мы ужинали дома, перебрасываясь новостями, как самая настоящая семейная парочка, потом Мирослав отправился работать в кабинет, а в спальню он пришел лишь ближе к полуночи, забрался под мое одеяло, выкинув с кровати второе, и долго-долго меня целовал, гладил и ласкал.

Я таяла в его руках и была готова позволить многое хотя бы потому, что мне самой безумно хотелось попробовать. Хотя бы попробовать… Шагнуть чуть дальше, чтобы посмотреть на то, что из этого получится. Почувствовать и понять, каково это. Но Мирослав не торопился, его поцелуи не доходили ниже ключиц, а поглаживания дальше бедер или живота. Словно Соколовский обозначил себе допустимую территорию, возвел незримую стену и не переступал ее, лишь сдвигал день за днем на небольшое расстояние.

Так и тянулись наши дни — один за другим, в однообразном темпе. На третий я поставила себе будильник и встала вместе с мужчиной, Соколов сделал мне кофе и подвез до салона. Правда, я даже представления не имела, что в семь утра делать в салоне красоты, который работал с одиннадцати, но ни капельки не жалела о лишних минутах, проведенных с Миром. Так у нас и повелось: он отвозил меня на работу, каждый день обедал со мной и забирал домой. Несколько раз, когда ему не нужно было работать по вечерам, предлагал куда-нибудь сходить, но я отказывалась, потому что до конца не понимала, что именно происходит между нами, и терять эту незримую связь или подпускать к нам кого-то лишнего я пока не хотела.

В остальные дни Соколов работал в своем кабинете допоздна, спустя две недели я уломала его переместиться в спальню.

Какая разница, где сидеть и что-то писать? Но эта попытка не увенчалась успехом, потому что я ничего не могла с собой поделать и пристально разглядывала хмурое лицо Мира, который читал свои бумажки, постоянно щурясь.

— Слава, ты сейчас во мне дыру прожжешь.

Я лежала поперек кровати на животе и подпирала голову руками.

— Ты плохо видишь? — задала давно мучивший меня вопрос.

— Нет, с чего ты взяла? — усмехнулся Мир, кажется абсолютно теряя весь свой рабочий настрой.

— Ты постоянно щуришься. — Я подползла ближе к нему и заглянула в его бумаги. — У тебя отвратительный почерк, невозможно же ничего разобрать.

— Главное, чтобы я понял, — улыбнулся Соколов и провел ладонью по моим волосам, заправляя за ухо свалившуюся мне на глаза прядь.

— А ты правда понимаешь эти свои каракули?

— Приходится. Когда есть стимул, Ласка, многое можно сделать.

— И что же? — хитро улыбнулась, но он не ответил. Отшвырнул свои бумаги на рядом стоящий стол и повалил меня на спину. — Эй, — рассмеялась я, — я, конечно, рассчитывала отвлечь тебя от работы, но … — я сбилась и глубоко вздохнула. Мужчина, задрав мою футболку, прошелся поцелуями по животу, а затем прикоснулся к нему чем-то холодным и начал… Он начал писать на мне своей ручкой. — Мир! — вскрикнула я и попыталась приподняться на локтях, но Соколовский лишь придавил меня ладонью.



— Лежи, — серьезно сказал он, не отрывая взгляда от моего живота и продолжая щекотать, выводя на моей коже чернильные надписи. — Вот сейчас и проверим, как хорошо получается что-то делать со стимулом. — Игривый тон и настрой пропали, словно их и не было. — Разберешь, что я написал у тебя на животике? А, Ласка?

Соколов быстро чмокнул меня куда-то в район только что сделанной им надписи и тут же подтянулся к моему лицу.

— И что мне за это будет? — спросила, улыбнувшись в попытке вернуть прежний легкий тон нашей беседе.

— Вообще-то я надеюсь, что за это будет что-то мне, — улыбнулся он, только вот карие глаза мужчины в этот момент опять походили на черные омуты. — Хотя… — Мир картинно задумался. — Я придумал, что тебе за это будет.

— И что же?

— Ну, смотри, если ты не разберешь надпись сейчас, то мне придется сделать еще одну.

— Да ты что?

— Ага, — он деловито кивнул и продолжил со всей серьезностью: — Ты представляешь, сколько времени тебе понадобится на то, чтобы постоянно смывать чернила со своего красивого тела?

— Спасибо, — выпалила, и Мирослав завис.

— За что, Слава?

— За комплимент, — улыбнулась и потянулась к его губам. Обняла его за шею, но вот насладиться поцелуем не успела.