конце концов многочисленные жалобы клиентов на уровень обслуживания привели к реформе, и рынок открылся для конкуренции. Почти мгновенно шесть недель сократились до 48 часов; незабываемый урок производительности и конкуренции. Однако, как отмечалось в предыдущих главах, консолидация нескольких ведущих игроков в ключевых отраслях США снижает производительность по мере ослабления конкуренции.

Рост производительности труда положительно влияет на все слои общества, а кроме того, от него сильно зависят экономические показатели любой страны. В конечном счете производительность труда выросла во всем мире. В богатых странах значительный рост ВВП наблюдался после индустриализации, и особенно после того, как им удалось оседлать волну компьютеризации и внедрения технологий, которая получила серьезный импульс в конце 1970-х годов, порою параболически увеличивая производительность труда. В странах, не поймавших эту волну, производительность гораздо ниже, и они относятся к беднейшим. Разница в производительности труда объясняет широкий разброс дохода на душу населения во всем мире, а рост производительности, связанный главным образом с технологиями, объясняет усиление имущественного неравенства в развитых странах.

По сути, если нам удастся повысить производительность труда, это приведет ко многим хорошим последствиям. Здесь автоматизация – палка о двух концах. С одной стороны, она поспособствует значительному приросту производительности и благосостояния, а с другой – если не реорганизовать распределение этого богатства, уровень неравенства резко возрастет.

Две большие проблемы, которые должны изменить то, как мы видим мир

Мировой финансовый кризис и его последствия, а также пандемия COVID-19 изменили жизнь людей, их работу и мысли обо всем, включая экономику. Или должны были изменить.

До МФК было очевидно, какие основные силы формируют мир. Логика фиатных валют в современную эпоху ставилась под сомнение, и различные валюты периодически подвергались атакам, глобализация шла полным ходом, связи и технологии улучшались, города становились всё более важными связующими узлами, всё чаще в повестке дня упоминалась реформа регулирования, а экологическая, социальная и управленческая реформы и импакт-инвестирование воспринимались всерьез, Азиатско-Тихоокеанский регион развивался, зарождалась экономика, основанная на знаниях, инновациях и креативности. Безусловно, к тому времени, когда разразился COVID-19, эти тенденции были ясными и сильными.

Но именно две катастрофы – мировой финансовый кризис и COVID-19, – произошедшие с разницей всего в несколько лет, в сочетании с экологическими проблемами, достигшими своего апогея, закрепили идею о том, что, если нечто работало в прошлом, оно не способно работать в будущем. Это ускорило реформы, активность действий и темп изменений, превратив реализацию идей из пробежки в спринт и дав четкое понимание того, какой будет экономика будущего – быстрые циклы разрушительных изменений, сопровождающиеся ростом непредсказуемости и неопределенности.

Мировой финансовый кризис: первая большая проблема

Мировой финансовый кризис 2008 года выявил структурную слабость глобальных финансовых систем. В рамках политики, позволяющей увеличить инвестиции в американскую недвижимость, были разработаны новые виды кредитов. Такие агентства, как Fannie Mae и Freddie Mac, поощряли кредиторов предоставлять средства тем заемщикам, каким ранее их никогда не одобрили бы. Считалось, что инвестиции были, используя популярную идиому, «надежными, как домá». Были выпущены ценные бумаги, обеспеченные ипотекой, получившие такие оценки рейтинговых агентств, каких им вообще нельзя было присваивать. Рост рынка деривативов привел к быстрому подъему финансового сектора, но при этом создал целые классы активов, которые никто должным образом не понял: риски оценивались неправильно, и заключалось огромное количество сделок, которые в будущем могли бы привести к серьезным проблемам.

Спад на рынке жилья в США стал началом хаоса. Предполагалось, что «правильная» упаковка ценных бумаг приведет к диверсификации рисков, но ошибочность такого взгляда стала очевидной, как только весь класс активов устремился вниз, будто свинцовый шар. Ситуация ухудшилась, когда выяснилось, что многие крупные финансовые учреждения застраховали свои ценные бумаги в AIG[61]. Один крупный страховщик взвалил на себя почти весь «мешок рисков», который с каждой секундой становился всё тяжелее. Сначала рухнул Bear Stearns, затем Lehman Brothers, а вскоре зашаталась и вся мировая финансовая система. Риск контрагента был неизмерим. Кредитование иссякло. Без кредитов, служивших экономике смазкой, колеса остановились и разразилась паника. Доллар США ослаб, а цены на сырье резко подскочили. Единственным способом предотвратить развал мировой экономики стало доселе невиданное по своим масштабам вмешательство правительства – в противном случае была бы почти гарантирована еще одна глобальная депрессия.

Финансовый кризис 2008 года показал, насколько тесно оказалась переплетена и взаимозависима мировая экономическая система; до какой степени, несмотря на продвинутое финансовое моделирование некоторых суперумных и высокообразованных людей, был недооценен риск. Изменения в финансовом секторе опережали регулирующие системы, большинство политиков плохо разбиралось в механизмах современной финансовой инженерии, рейтинговые агентства были ослеплены и не поспевали за ними, работники финансового сектора получали вознаграждение, по-видимому, непропорциональное по сравнению с другими отраслями, а их интересы и стимулы не совпадали с интересами остальной экономики.

В результате МФК сумма государственного долга чудовищно выросла, финансовые учреждения очень сильно сократили долю заемных средств и ужесточили условия кредитования во всем мире, уничтожив тем самым миллионы рабочих мест и огромные состояния. Кризис сожрал сбережения многих людей вместе с их надеждой на лучшее будущее. Система дала серьезный сбой.

В США массовое количественное смягчение создало огромные долги и обесценило доллар США, оставив страну в гораздо худшем конкурентном положении, чем было до кризиса. Вливание средств в банки правительством США и других стран, а также пакеты стимулирующих мер, призванные предотвратить дальнейшую трагедию, улучшили ситуацию в краткосрочной перспективе, но ухудшили в долгосрочной. «Завтра» продали ради выживания «сегодня». Мы не спрашивали, стоило ли оно того, просто не было времени. Кризис требовал немедленных действий.

Этот кризис можно было предсказать и предотвратить. Мы могли бы подготовиться лучше, и если бы это сделали, то избежали бы МФК – и мировая экономика пребывала бы в лучшей форме для борьбы с неизбежными будущими потрясениями, такими как пандемия[62].

Другим странам тоже пришлось несладко. Например, Греция начала подавать первые признаки того, что ее экономическую жизнедеятельность придется поддерживать искусственно. По мере осознания этой реальности потенциальное воздействие МФК на европейские банки и другие государства еврозоны заставило основные страны ЕС, Европейский центральный банк и МВФ поспешно разработать массивные пакеты финансовой помощи, чтобы попытаться сохранить порядок. За тысячи миль, в Японии, мировой финансовый кризис разорвал экономику, годами пребывавшую в стагнации. С государственным долгом, значительно превышающим ВВП, с внутренней экономикой, которую не хотели или не могли реформировать и менять, у страны осталось слишком мало рычагов, чтобы попытаться исправить ситуацию, а разногласия по поводу того, какие рычаги следует использовать и в какой мере, сковали ее политическим