Нажис уже где-то раздобыл себе еду — разрывал детеныша-номуса, мотал головой и медленно жевал, точно в его крохотном мозгу шевелилась умная мысль и он ее тщательно обдумывал за завтраком.

Люк пролетел над его головой, и, потревоженный драконом, нажис шарахнулся в сторону и возмущенно заревел. Не любят животные Живой металл, только не ясно почему.

Вскоре Люк увидел двоих ополченцев верхом на своих глупых животинках. Издалека пангусы казались ладными и величественными, но Люк знал, сколько сил нужно ополченцам, чтобы заставить бестолковых ящеров лететь туда, куда надо. Эти-то чего ищут в здешнем лесу? Неужели тоже остатки Хмуса? Надеются разыскать Всадников с погибшего дракона и забрать яйцо?

И не бродят ли в лесу двое из племени Вурногов в поисках драгоценной платы?

Люк нахмурился, заставил Енси снизиться и прибавить ход. Надо как можно быстрее найти мальчиков и убраться в родную пустыню. Хватит на сегодня приключений.

Он был уверен, что увидит с высоты останки Хмуса. Черное пепелище на фоне зеленых трав пропустить невозможно. Потому, не выпуская из вида ополченцев, всматривался и всматривался в зеленое море под собой. Местами кроны деревьев сплетались так плотно, что образовывали нечто вроде шатра. А местами стволы расступались, и широкие поляны пестрели цветами и большими кучами навоза — следами того, что этот лес вполне себе обитаем.

Промелькнуло скопище камней, на которых большим уродливым пятном чернел след от костра. Люк изогнулся, чуть свесился вниз, стараясь его рассмотреть. Сомнений не было — это стоянка! Люди жгли костер, чтобы отпугнуть живность. Скорее всего, это и были мальчики.

Небольшое облегчение заставило Люка расправить плечи и еще раз поторопить Енси.

— Где-то здесь обормоты, я чувствую. Ночь, судя по всему, они провели тут, на этих камнях. Теперь только надо найти Хмуса, а дальше мы уж определим, куда подались мальцы.

Камни с кострищем следовало приметить. Если Хмус не найдется, то надо будет вернуться сюда и поискать следы в округе.

Порыв ветра качнул кроны деревьев, и извивающиеся до земли ветви зашелестели, задвигались, создавая внизу причудливые тени. Тот же ветер помог подняться выше пангусам Городских, и те, поймав воздушный поток, радостно защелкали. Они оказались настолько близко, что Люк слишком отчетливо различил их щелканье. Городские тоже заметили Люка, но почему-то не стали нападать, хотя их было двое и они вполне могли надеяться выйти победителями.

Но ополченцы вдруг сделали большой круг над чем-то, что их очень удивило и заняло настолько, что они снизились, еще покружили, а после полетели куда-то на северо-запад, заставляя животных двигаться все быстрее и быстрее.

И Люк понял, где находится Хмус. Потому уже не присматривался к земле, не свешивался набок, чтобы получше разглядеть, а торопил и торопил Енси. Они неслись в бешеном темпе, и расправленные крылья дракона, разошедшиеся тонкими гибкими пластинками и сверкающие голубыми всполохами, работали без устали. Каждый взмах рассекал воздух с огромной силой, продвигая машину вперед и вперед.

Еще издалека Люк разглядел реку — узкую блестящую ленту. Крутые склоны, ведущие к ней, загораживали стволы деревьев, и вода лишь слегка угадывалась, спокойная и невозмутимая. Ополченцы вдруг сделали каждый по кругу — широкому, позволяющему пангусам снизиться, не теряя скорость. Оба они были настолько близки, что Люк мог рассмотреть колчаны за их спинами. В руках Городских появились арбалеты, и они приготовились стрелять.

Люк не сомневался, кому предназначались эти стрелы. Вряд ли убивают Вурногов, хотя и эти тоже могут шастать в лесу, выискивая плату. Скорее всего, стреляют по его мальчишкам.

Видимо, ополченцы подумали, что Люк слишком далеко, чтобы тратить на него и стрелы, и время. Или опускающийся сверху, с сияющего розового неба черный дракон был незаметен для них — не понять. Но они слишком поздно спохватились — первая же стрела Люка поразила пангуса в голову, тот даже не успел крикнуть перед смертью. Следующая убила его хозяина-ополченца.

Второй Городской сообразил, откуда заявилась нежданная смерть, направил на Люка арбалет, и его болт просвистел совсем рядом с головой Енси. Неудача, приятель. Вернее, неприятель. А теперь очередь Люка, реп уже вложен. И промаха не будет.

Люк даже не целился, когда стрелял, он угадывал врага внутренним чутьем, без ошибки. Будто натягивалась между ним и противником тонкая нить, связывающая воедино, и надо всего лишь следовать траектории этой нити. Люк не стал провожать взглядом падающего ополченца, он не сомневался, что до земли тот долетит уже мертвым. Енси опустился, и голоса братьев зазвенели в ушах радостной музыкой. Оба охламона что-то кричали внизу, Люк увидел их темные головы и черные жилеты, а также увидел и странного светловолосого человека, державшего Жака за локоть. Все трое, должно быть, хотели спрятаться под деревьями, уходя от ополченцев. Светловолосый тоже что-то кричал и махал рукой, по-прежнему не отпуская Жака. Городской, догадался Люк. Видимо, тоже охотился за платой. Разберемся и с этим.

Реп коротко свистнул, и Люк не промахнулся. Попал, как и метил, Городскому в плечо, заставив того осесть на землю и залить зеленые травы кровью. Надо расспросить этого человека, чего он хотел от братьев. Боль сделает его разговорчивым.

Махнув рукой, Люк показал братьям, чтобы поднимались чуть выше по склону, где удобнее будет посадить Енси. Но Жак что-то закричал яростно и зло, и лицо его исказилось так, как бывало всегда, когда братишка решал стоять на своем. Ник, прятавшийся в тени, выскочил, подбежал к Городскому, склонился над ним и что-то заговорил страстно и горячо.

Травы под брюхом Енси трепетали и жались к земле, распрямляя завитки и усики. Облетали лепестки ярких голубых цветов.

Едва Енси приземлился чуть выше, там, где деревья не росли так густо, Люк соскочил с дракона и бросился к братьям, проверяя на ходу лучевой меч на поясе. Склон шел от реки горбато и криво, местами из него выступали здоровенные валуны, через которые Люк или перепрыгивал, или перебирался. На одном таком валуне распростерлось тело молодого светловолосого ополченца. Люк лишь мельком бросил на него взгляд и плюнул через плечо — знак наивысшего презрения.

Оба брата стояли над распростертым Городским, и тот что-то горячо втолковывал мальчишкам. Вот дурень! Ему бы следовало убегать, если он еще способен стоять на ногах. Люк не церемонился, отпихнул старшего и бросил, вперив злой взгляд в искаженное болью лицо Городского:

— Где плата?

Тот приподнялся, отчего из раны хлынула кровь, и спросил торопливо и быстро:

— Ты кто?

— Ты урод! — крикнул вдруг Жак, повернув к Люку испачканное лицо. — Ты урод! Где тебя носило? Какого червя толстого ты стреляешь в кого попало? Он свой, он побратим! Мы разделили с ним трапезу! Он защищал нас от ополченцев, и те поверили ему, и слушали его, и не стреляли! А могли выстрелить и забрать плату! А он знал, что у нас плата! И спасал нас!