– Роскошь, конечно, еще та, но, может, она согласится – разок в две недели?

– Послушай, между нами нет никаких обязательств, – сказала Луиза.

– То есть как?

– Ну… если ты не готов… – еле выговорила она.

Она страшно боялась – вдруг он ухватится за шест, которая она же ему протянула, и ответит: «Ладно, так и поступим. Пусть каждый живет сам по себе».

– Вот как? Ты думаешь?

Ох уж эта его мания отвечать вопросом на вопрос!

– Мне кажется, но, может быть, я ошибаюсь, – с отчаянием в голосе сказала Луиза. – Мне кажется, что-то мешает… Не знаю… Ты меня любишь?

Спаситель провел рукой по лбу, словно стирая надпись: «Он тебя предал». «Ну, решайся! – ожил Сверчок Джимини. – Момент лучше некуда».

– Я сделал страшную глупость, Луиза. Это пустяк, но, если я тебе не расскажу, мне кажется, какая-то неловкость так и останется между нами. Я совершил… нечто недопустимое по отношению к пациентке.

«Посмотри, как у нее вытянулось лицо, – сказал Сверчок. – Она не поняла. Говори точнее!»

– Поцеловал ее, только и всего. Больше мне нечего сказать – во-первых, потому что больше ничего и не было, а во-вторых, потому что я не имею права обсуждать своих пациентов.

– Ты… ты ее любишь? – растерянно пролепетала Луиза.

– Да нет же! Я ее толком не знаю. И не спрашивай, пожалуйста, часто ли я пристаю к пациенткам. Нет и нет! Я люблю тебя. Только тебя. И хочу жить с тобой вместе.

Луиза запуталась. Она получила признание в любви по всей форме. Но с другой стороны…

– Ты такой же, как все? – с удивлением в голосе сказала она.

– Что делать… Жаль, конечно.

Пожалуй, в глубине души он даже был рад, что Луиза перестанет считать его идеальным.

– Но все-таки я хорошо воспитан, и во мне сильно Супер-эго. – Он незаметно подмигнул Сверчку. – Так что я честный человек процентов на девяносто девять.

– Отшучиваешься, как всегда?

– Пытаюсь.

Они смотрели друг на друга выжидательно.

– Прости меня, – сказал он наконец.

* * *

Супруги Гонсалес не совсем доверяли Спасителю. Мало ли что он еще напридумает! Они сидели в приемной и с умилением смотрели на старшую дочь Амбру, долговязую, с длинной шеей и длинным носом.

– Здравствуй, Амбра, здравствуйте, мадам и месье Гонсалес! – Спаситель встретил их приветливо. – А младшую девочку вы не привели?

– Изе у бабушки с дедушкой, – ответил месье Гонсалес.

– А! У того самого дедушки, мастера на все руки!

– Да, – невесело сказала мадам Гонсалес. – Доктор Дюбуа-Герен велел нам…

– …отвезти ее за город, – договорил ее муж.

– Отличный доктор!

Предписание из разряда «есть больше рыбы во время выпускных экзаменов» или «грызть яблоко от бессонницы». Видимо, доктор заметил переутомление у маленькой Изе.

– Я слышал, ты прекрасно учишься, Амбра, – похвалил девочку Спаситель. Она прошелестела «да». – Но, кажется, плохо спишь?

– Совсем не сплю…

– Что-что?

– Говори громче, – сказали родители.

– Совсем не сплю, – нехотя повторила Амбра.

– Совсем-совсем?

– Только со снотворным.

– А без снотворного заснуть не можешь?

– Нет.

Дело обстояло хуже, чем он думал.

– Я думал, ты принимаешь снотворное только перед контрольными.

– А они бывают все время, – так же нехотя сказала Амбра, почесывая запястье.

– Не чешись! – сказали родители.

– Экзема? – спросил Спаситель.

Мадам Гонсалес хотелось прекратить медицинские расспросы.

– У нее есть мазь, – сказала она.

– Которую прописал ваш врач?

МАТЬ: Нет, аптекарь.

ОТЕЦ: Она больше не хочет ходить к Дюбуа-Герену.

– Ты сердита на доктора? – спросил Спаситель.

Амбра молчала и только сильнее расчесывала руку. Вместо нее ответила мадам Гонсалес: доктор посоветовал Амбре побольше думать о мальчиках и поменьше – о контрольных, а она обиделась. Спаситель понимающе кивнул. Совет очень правильный. Но преждевременный. Половое развитие Амбры еле тянуло на ребенка лет шести-семи.

– Могу дать вам адрес хорошего дерматолога, – предложил Спаситель. – Зуд – штука неприятная, особенно ночью.

Чем дальше, тем больше он огорчался, но виду не подавал и беззаботным тоном спросил Амбру, что она делает, когда не в школе.

– Уроки.

– Что?

– Говори громче!

– Делаю уроки.

– Это занимает у нее много времени, – сказала мадам Гонсалес. – В прошлый раз все выходные просидела над заданием по технологии. Зато получила семнадцать баллов. Лучшую оценку в классе.

– Восемнадцать, – поправила Амбра все так же угрюмо.

– А это не самый любимый ее предмет! – восторженно сказал месье Гонсалес.

Спаситель сделал еще одну попытку разговорить Амбру:

– Хорошо, что ты хочешь порадовать родителей. Но посмотри: взрослые по выходным не работают, у них есть свободное время. Они занимаются спортом, смотрят телевизор, ходят по магазинам или в кафе…

– Не люблю, – буркнула девочка.

– А есть что-нибудь, что ты любишь делать, кроме уроков, конечно?

– Фенечки.

– Да? – Спаситель удивился. – Такие, как у тебя на руке?

У него мелькнула догадка. Материал или краска плетеных нитяных браслетов могли вызывать аллергию. Но вслух ничего не сказал – раз это единственное, что интересовало Амбру в жизни.

– А макраме, бусы из бисера, вязанье, вышивка?..

– Не люблю.

– У нее очень определенные вкусы, – довольно сказал отец.

– То же самое и с едой, – прибавила мать. – Только куриные грудки и пюре «Вико».

– Ванильное мороженое, – пробормотала девочка.

– Да, и ванильное мороженое! – хором подхватили родители.

– А клубничное? – спросил Спаситель.

– Клубничное – нет.

– А шоколадное?

– Тоже нет.

– Так-так-так.

Возможно, через десять лет психоанализа Амбра согласится попробовать и фисташковое мороженое. Но явно не теперь. Сорок пять минут подошли к концу, а Спаситель не нашел никакой зацепки, чтобы установить терапевтический контакт с Амброй Гонсалес. «Грош мне цена», – думал он, записывая на своем бланке адрес дерматолога. Ни отец, ни мать Амбры не заикнулись о новой консультации.