– Хотел сказать… Вьенер, вы тут?

– Да-да. Я хотел вас спросить… Вы, я знаю, не должны говорить одному пациенту ничего о другом… Но этот синяк на щеке…

Тогда в кафе Вьенер заставил Самюэля рассказать – синяк был от пощечины, которую ему закатила мать. И он испугался за сына – испугался, что повторяется та же история. Спаситель уточнил: нет, Самюэль – другое дело.

– У него сложные отношения с матерью, но ему не приходится и никогда не приходилось переживать страдания избитого ребенка.

– А мне пришлось? Я пережил эти страдания?

Вьенеру было важно услышать это из уст своего психотерапевта и подтвердить самому себе, потому что никто за все долгие детские годы не пришел ему на помощь, никто не разглядел в Маленьком Принце, вундеркинде, игравшем перед заполненными публикой залами и кланявшемся по команде, несчастного маленького мученика.

* * *

Алиса достигла совершенства в искусстве притворяться. Притворяться, что дружит с Мариной Везинье. Притворяться, что любит болтать с Пэмпренель. Притворяться, что терпеть не может Спасителя. Испритворялась настолько, что уже сама не знала, что думает на самом деле.

– Ты не обязана все выходные торчать у этого типа, если он тебе не нравится, – сказал ей Жером в пятницу вечером.

– Невежливо называть человека «типом», – вмешался Поль.

– Ты еще будешь меня воспитывать? – тут же взвился Жером.

Сын действовал ему на нервы, и на то были две причины. Нежным личиком он мучительно напоминал свою мать, а дерзким характером – Нану, свою бабушку.

– Я говорю с твоей сестрой, а не с тобой! Так что, Алиса, если хочешь вернуться домой в воскресенье, пожалуйста!

– Тебе же хуже, не получишь блинов! – ехидно промурлыкал Поль. – Жово печет такие блины – закачаешься!

Сестре хотелось его задушить. Ее, как обычно, раздирали противоречивые чувства. Конечно, у Сент-Ивов был кошмар: все эти хомяки, «Марио Карт», неразлучная парочка Лазарь-Поль, Жово и его россказни про войну, Спаситель и его психологические трюки, Габен и его дурацкие шуточки. Но было и другое: как здорово, когда Спаситель врубал антильскую музыку и отплясывал под нее, как весело, когда Чудика выпускали погулять по столу, как хорошела в этом доме мама. Но почему-то от этого ей тоже становилось больно.

– Не знаю, посмотрим, – пробурчала она. – Я и у Сельмы могу переночевать, если что.

Неправда: Сельма в эти выходные была занята. Алиса соврала, чтобы отец отстал от нее. Она сама хотела бы понять, чего хочет, без всякого притворства.

Первое, о чем спросил Поль, еще не успев войти в дом в субботу утром: когда пойдем к Лазарю?

– Нас ждут к обеду, – ответила Луиза, забирая у него и у Алисы рюкзаки.

– А почему они никогда не приходят обедать к нам? – вмешалась Алиса. – Почему всегда мы должны куда-то идти?

– Правда, – сказала Луиза, спеша согласиться с дочерью, – я как-то об этом не думала. Может быть, в следующий раз…

Как бы поделикатнее сказать Алисе про освободившееся кресло-кровать?

– Ты не собиралась на эти выходные к подружкам? – спросила Луиза, вынимая грязную одежду из рюкзаков и отыскивая вечно недостающий носок.

– А что? Хочешь от меня избавиться? – С матерью Алиса не трудилась притворяться.

– Просто спросила, – уклончиво ответила Луиза.

Но ей хотелось, чтобы наконец всё стало ясно: Спаситель приглашал их на все выходные, с ночевкой. Алиса до сих пор не соглашалась оставаться у Сент-Ивов на ночь. Луиза начала издалека:

– Ты знаешь, что Габен вчера вернулся домой?

– Класс! – усмехнулась Алиса.

Тут встрял Поль и ляпнул напрямик:

– Отлично, значит, ты теперь сможешь спать в кабинете Спасителя!

Что на это ответить? Выбор богатый: «Размечтался!», или «Хитро задумано!», или «Да ни за что!», или «Ах вот как? А я еду к папе»… Но чего ей действительно хочется?

– Полный отстой этот его кабинет! – сказала она. – Проходной двор.

Луиза не поверила своим ушам. Конечно, такой ответ – не явное согласие, но и не решительный отказ.

– Можно так сделать, чтобы тебя никто не беспокоил, – сказала она как можно мягче, чтобы дочери не показалось, будто ее заставляют.

Ответа не последовало. Но, когда ближе к полудню Луиза позвала детей, они оба явились с маленькими рюкзачками за спиной (самое необходимое), готовые отправиться на улицу Мюрлен. Алиса с царственным видом перекинула через плечо серебристую сумку, а Поль держал в каждой руке по клетке с хомячком.

– Пошли! – сказала Луиза и подхватила свой собственный розовый чемоданчик.

Может быть, это была поворотная точка в их жизни? Может быть, в эти выходные родится новая семья Рошто-Сент-Ив?

Луиза припарковала машину на улице, и все трое вошли через сад.

– Отличная погода, – сказала Луиза. – Вы сможете покататься на самокате.

– И поиграть в видеоигры! – торопливо прибавил Поль.

Сколько радостей впереди!

Спаситель ждал их на веранде.

– О, вы при багаже! – В его голосе почему-то не слышалось особого восторга.

– Всё на два дня, ничего лишнего, – возразила Луиза.

Спаситель сделал ей знак отойти от детей, увел на кухню и тихо сказал:

– У нас небольшая проблема. Я бы сказал, помеха.

– О чем ты? – испугалась Луиза.

– О кресле-кровати.

– Габен не ушел?

– Ушел и явится только на блинчики завтра.

– Тогда, значит, Жово?

– Нет-нет. Жово устроился на чердаке.

– Так в чем же пробле…

Луиза поперхнулась на полуслове – она узрела за спиной Спасителя нечто такое, отчего у нее округлились глаза. Точнее, узрела кого-то, кто вошел на кухню… Еще точнее – того сумасшедшего, что бил тут стекла голыми руками. Спаситель обернулся и представил его Луизе:

– Месье Андре Вьенер.

– Кажется, мы с вами уже встречались, – бесстрастно уронил Вьенер.

– Э… да, – промямлила Луиза, не решившись напомнить, что в тот день он был весь в крови и вопил от боли.

– Выйду в сад покурить, – сказал Вьенер как учтивый человек, который не хочет навязываться.

Дождавшись, пока он выйдет, Луиза прошептала:

– Он-то что у тебя делает?

– Он и есть главная помеха. Но в понедельник я сдам его доктору Агопяну.

– Ты хочешь сказать, что… что ты поселил его у себя?

– Совсем-совсем ненадолго, – умоляюще произнес Спаситель. – Во время консультации у него были тревожные выпадения из реальности. Я побоялся оставлять его одного… Тем более что его номер в гостинице «Ибис» на пятом этаже, а у него… нездоровая тяга к окнам. Ты на меня сердишься, да?