– Нет… но…

– Погодите, – поднял руку Матвей. – Давайте по порядку. Сигизмунд погиб. Это я знаю. Но без подробностей. Что там произошло?

– Император Руси обвинил моего отца в беззаконии. В убийстве родичей его бывшей жены и присвоение их владений. Отец действительно во время борьбы с домом Мнишек слишком увлекся. Я сам говорил ему так не поступать. Довольно было и поражения в правах. Но то уже не важно. Главное, что Дмитрий вызвал его биться на шпагах, дабы перед Господом выяснить кто прав, а кто виновен.

– У твоего отца были шансы? – Чуть подавшись вперед, поинтересовался Матвей. – Я слышал Император хороший боец.

– Ни малейших, – покачал головой Владислав. – Император ОЧЕНЬ хороший боец, однако, полагаю, он не хотел убивать отца. Первоначально, во всяком случае. Позлить и ранить, выводя из строя – да. Его мало заботили эти родичи. Просто сражение зашло в тупик. Мы исчерпали все возможности для наступления и ему оставалось нас только перемалывать артиллерией до полного изничтожения. Избиение, а не баталия. Вот он и решил прекратить этот фарс таким способом. Но…

– Что?

– Отец увлекся и в сердцах наговорил ему гадостей, заявив, что Дмитрий якшается с нечистыми силами. Императора Руси это разозлило, и он быстро закончил бой. Сначала контратакой пробил грудь, а потом с одного удара снес голову своей тяжелой боевой шпагой.

– Это он так болезненно реагирует на татуировку?

– Да. И готов вызвать на поединок любого, кто посмеет отпускать о ней глупые шутки.

– Ты ее видел?

– Видел. Во время боя. Дмитрий вышел на бой с голым торсом. Вот тут, – указал он на свое правое плечо, – изображен меч, словно крест. Поверх него око. Вокруг них корона извивающихся солнечных лучей. Пара из них устремляются по руке вверх, проходят по шее и превращаются на щеке в ворона. Ну или какую-то похожую птицу. Она прямо-таки нависает своим открытым клювом над правым глазом. Очень необычно. Но ничего дьявольского я в ней не углядел. Да и священники тоже. Что православные, что католические, что лютеранские. Рядом с ним всегда есть, по меньшей мере, трое. Да и грамоту он предъявлял на конгрессе, где за подписью трех священников ему рекомендовалось выполнить свой обет. В ней прямо записано, что краска, оную втирали в кожу Дмитрия, была прежде освящена. И весь ритуал проводился в церкви, сопровождаясь молитвами.

– Интересно, – медленно произнес Матвей. – Мне кажется, что ты восхищаешься им. Это так?

– В какой-то мере, – чуть помедлив, произнес Владислав. – Мне жаль, что они с отцом не смогли разойтись миром. Вся эта война была сущей глупостью. Не вмешайся курфюрсты с отцом, все бы закончилось боями в Швеции и Дании. Его воинские успехи впечатляющи. Там. Под Варшавой… Я был поражен до глубины души. Всего лишь десять лет назад войско московитов было хоть и многочисленное, но слабое. Очень слабое. Его нужно было втрое, вчетверо больше нашего, чтобы представлять угрозу. Сейчас же… я не думаю, что хоть кто-то выстоит перед ним. Один к десяти? Даже его командиры не боятся так выходить. Жаль… очень жаль, что так все разрешилось. Эту мощь бы да против османов… Он, пожалуй, и Стамбул взял бы, если бы пожелал.

Наступила тишина, в которой только лишь Констанция Австрийская легонько всхлипывала.

– Что произошло на конгрессе? – После довольно долгой паузы спросил Матвей. – До меня доходили только слухи. Ты ведь был на конгрессе? Не так ли?

– Я убедил Императора позволить нам остаться и присутствовать на конгрессе с условием, что я передам вам все в точности и во всех подробностях.

– Этот скотина лишил нас всего! – Вновь воскликнула Констанция. – Всего! И сын должен был выполнять поручение этого мясника, чтобы мы не пешком шли до Вены! Он нанял его как обычного посыльного!

– Мама!

– Что мама?!

– Нам предоставили кареты, слуг, охрану и две тысячи злотых на дорогу[36]. Этого более чем достаточно для того, чтобы добраться до Вены. За мою услугу он дал еще столько же.

– Это подачка!

– Это две тысячи злотых мама. Две тысячи! Тем более, что просьба Дмитрия не стоила никаких усилий с моей стороны. Мне в любом случае надлежало бы рассказать Его Императорскому Величеству обо всем, что там произошло. А значит, неплохо было бы туда попасть. Так что, считай, это еще один красивый жест с его стороны. Скупой. Не скрою. Но он нам эти две тысячи просто подарил.

– В тебе нет никакой гордости!

– Довольно! – Воскликнул Матвей. – Не морочьте мне голову этой дурью! Владислав. Я слушаю тебя.

И Владислав поведал о поистине масштабных политических событиях…

Ситуация складывалась крайне удачно для чрезвычайного расширения Дмитрием своих владений. Однако, никаких возможностей для того, чтобы присоединить обширные земли на принципах унитарного государства, реализованных в пределах Империи Русь, у него не было. Поэтому он решил действовать в стиле Фридриха II Гогенштауфена[37] – наверное, самого выдающегося монарха Европы за все Средние века и Ренессанс.

Смысл новой стратегии Императора сводился к максимальному привлечению под свою руку территориальных владений. Можно унитарно присоединить? Не вопрос. Нельзя? Идем через личную унию. Не получается? Так есть прекрасный феодальный способ – вассальная клятва. И ее не выходит навязать? Тогда военными и экономическими договорами связываем воедино. Он брал все что мог ухватить без малейшего зазрения совесть и кристальным, прямо-таки невозмутимым видом, будто он сам там эти земли вчера и оставил полежать немного.