Идейной основой юбилейных торжеств стала концепция Октябрьской революции как поворотного события в мировой истории в целом и истории страны в частности. Для демонстрации достижений советского строя Центральное статистическое управление выпустило сборник, в котором 1937 год сравнивался с 1913-м. Естественно, цифры демонстрировали впечатляющий прорыв. Из «отсталой» крестьянской страны СССР стал индустриальной державой. Особо подчеркивались социальные достижения государства.

7 ноября проводился обязательный парад. Его сценарий был стандартным для всего Советского Союза и включал в качестве самостоятельной части демонстрацию мощи Красной армии. После военных шли гражданские и ехала техника хозяйственного назначения. Все они проходили мимо трибуны, на которой присутствовала местная партийная и государственная элита. Празднование непременно сопровождалось митингом трудящихся.

К двадцатилетнему юбилею завершилось формирование нового образа творца революции – Ленина. Ключевую роль в этом сыграл фильм «Ленин в Октябре» Михаила Ромма, помпезно представленный в декабре 1937 года. В нем канонизирован образ Ленина, из живого человека превратившегося в высший моральный авторитет. Сталин в фильме предстал правой рукой вождя мирового пролетариата, который часто обращался к нему за советом. Из чего следовал вывод, что «Сталин – это Ленин сегодня».

Международный контекст юбилея определялся военным противостоянием в Испании. Испанская революция придала новый импульс революционной романтике, страна с напряженным вниманием следила за событиями, немало добровольцев, в том числе из СССР, участвовали в боевых действиях. Испанские события часто сравнивали с революцией 1917 года и последовавшей за ней Гражданской войной и иностранной интервенцией. Теперь в Испании сражались силы прогресса (коммунисты) и силы реакции (фашисты) – во всяком случае, так это преподносила советская пропаганда. Сталин объявлялся лидером сил прогресса. Известный журналист М. Кольцов, прославившийся своими репортажами об испанской гражданской войне, писал в «Правде»: «Сталин виден даже из Мадрида… Он виден всему миру, он виден отовсюду, где людям хочется лучше жить… мы голосуем за Сталина, а мир голосует за нас».

Итак, юбилей 1937 года закрепил новый символический статус Октябрьской революции. Теперь ее образ представал в виде довольно противоречивой диалектической конструкции, где она, с одной стороны, являлась продолжением прогрессивных традиций прошлого, а с другой – поворотным событием в судьбах мира. Кроме того, революция теперь должна была обеспечить легитимацию власти Сталина. Его политические враги были попросту «изгнаны» из революционной истории, а сам он оказался прямым наследником Ленина.

В годы Великой Отечественной войны образ Октябрьской революции был еще решительнее оттеснен досоветскими героями. В знаменитой речи 7 ноября 1941 года на параде в честь 24-летия Октябрьской революции Сталин в качестве вдохновляющих примеров назвал полководцев прошлого, хотя и упомянул про дело, дух и знамя Ленина. Из недавней советской истории он напомнил о тяжелой ситуации 1918 года, когда три четверти страны оказались захвачены «иностранными интервентами» и «в огне войны организовали тогда мы Красную Армию и превратили нашу страну в военный лагерь». В дальнейшем образ Октябрьской революции не играл ведущей роли в советской пропаганде. Зато была востребована история обороны Царицына в 1918 году под руководством Сталина. Теперь в этом виделась аллюзия на битву под Сталинградом.

Двадцатипятилетний юбилей был отмечен более чем скромно. Запланированные мероприятия включали только публикации статей в центральной прессе, издание ряда книг, проведение собраний, лекций и бесед, научных сессий и повторный показ одобренных кинокартин о революции и Ленине.

Послевоенные годы ситуацию принципиально не изменили. Показательно, что 800-летие Москвы было отмечено с большим размахом, чем очередная круглая годовщина революции. Если 800-летие тщательно планировалось, то для юбилея революции не создали даже комиссии по организации его празднования. В отличие от московского юбилея не были опубликованы (хотя и готовились) традиционные в таких случаях тезисы. Учитывая описанный выше идеологический поворот, случившиеся сбои в празднованиях предстают не случайностью, а закономерностью.

В условиях возрастающей конфронтации с западными странами и внутренней кампании по борьбе с иностранным засильем Октябрьская революция стала позиционироваться как событие, которое спасло страну от порабощения иностранцами. Наконец, в революционный миф была инкорпорирована и Великая Отечественная война, закономерную победу в которой объяснили наследием Октября.

ПУШКИНСКИЙ ЮБИЛЕЙ ВО ВРЕМЯ БОЛЬШОГО ТЕРРОРА

1937 год многими воспринимается через призму феномена Большого террора, московских процессов и прочих кровавых событий сталинской эпохи. Однако в том же году были проведены грандиозные мероприятия по случаю 100-летия со дня смерти А. С. Пушкина. В 1920‐е годы особо рьяные сторонники обновления культуры предлагали, вспомнив дореволюционный призыв В. В. Маяковского, «сбросить Пушкина с парохода современности», а сочинения поэта изымались из библиотек. Но в следующем десятилетии авангардные эксперименты советской культуры во многом сошли на нет и уступили место апелляции к классическим, монументальным образцам. Социалистический реализм был объявлен главным творческим методом советских «инженеров душ человеческих», а дореволюционных классиков-реалистов, признанных «правильными», стали рассматривать в качестве эстетического образца и беспардонно советизировать. Важным фоном юбилея стал отказ от борьбы с «великорусским шовинизмом» и позиционирование русской культуры в качестве общесоюзной. В этой ситуации Пушкин превратился в удобную фигуру для утверждения новых культурно-идеологических норм.

Инициатива по проведению юбилея исходила из академических кругов и получила одобрение еще в 1933 году, когда произошла реорганизация Пушкинской комиссии АН СССР, причисленной к Институту русской литературы (Пушкинскому Дому). Всесоюзный Пушкинский комитет во главе с М. Горьким был сформирован в 1935 году; в него вошли 50 видных ученых, деятелей культуры, представителей партии и госаппарата, которые обеспечили более-менее планомерную подготовку к юбилею. С самого начала юбилей предполагался как массовое мероприятие, а не локальный праздник интеллигенции. Партийный деятель В. И. Межлаук заявил, что «нужен Пушкин для масс, а у нас вся бумага уходит на комментарии», имея в виду излишний академизм пушкинистов. Этот принцип был выдержан. В 1936–1937 годах было издано 19 миллионов экземпляров сочинений Пушкина, или Пушкинианы.

В этих изданиях проводилась мысль о всеобъемлющем влиянии пушкинского наследия на культурные традиции народов СССР. Официальная пропаганда подчеркивала русскость поэта и величие русской культуры. Фактически юбилей утверждал идеологию «дружбы народов», в которой русским отводилась роль «первых среди равных». Передовица «Правды» извещала:

Нынешние пушкинские дни – подлинно всенародное торжество. Ленинско-сталинская национальная политика, освободившая народы царской России от колониального рабства, сплотила многонациональное население советской страны в единую, дружную семью. Русский народ, жизнями своих лучших сынов проложивший путь к свободе и счастью, пользуется любовью и уважением