class="p1">Сосредоточиться на чтении не удавалось. Кай захлопнул книгу и начал ходить туда-сюда по вестибюлю, большим пальцем перелистывая страницы. Он думал, что избавился от этой привычки – не тут-то было. Хостес и весь персонал занимались гостями наверху, и он в одиночестве ходил по красному ковру, слушая свои шаги. Скоро начнутся танцы. В отличие от него, Кван любил и умел танцевать. Эсме тоже наверняка хорошо танцует. В ушах звучали слова брата: «Она мне очень нравится. Одни глаза чего стоят, я уж не говорю обо всем остальном…».

Наверху заиграла медленная музыка, и Кай похолодел. Началось. Сначала будет танцевать невеста со своим отцом. А потом… Эсме с Кваном. Плавно двигаются под музыку, прижимаются друг к другу…

К горлу подступила тошнота. Каждый вдох давался с трудом. Внутри все разрывалось от боли. Почему так и тянет разнести здесь все на кусочки?

Кван будет держать ее за талию, прикасаться к ее бедрам, плечам, рукам. Она будет послушно отвечать на его прикосновения. И правильно. Почему бы и нет? Кван ей отлично подходит.

Кай понял, что можно уезжать. Кван позаботится об Эсме и отвезет ее домой. Наверное, теперь она соберет вещи и уедет к нему. Ну и пусть! Так даже лучше. Если она уйдет, у него не разовьется зависимость.

Стиснув зубы, он решительно прошел к выходу и взялся за дверную ручку. А если Эсме не хочет танцевать? Вдруг она решила уехать домой? Зачем Квану ее отвозить, если он все равно туда едет?

Кай развернулся, собираясь подняться на второй этаж и выдержать пытку музыкой. Надо удостовериться, что Эсме довольна, счастлива и не хочет домой.

Но она стояла у подножия лестницы, держась рукой за перила. Такая красивая! Пришла его искать.

Кая никогда никто не искал. Все знали, что он любит быть один. На самом деле порой он оставался один по привычке. Иногда ему было очень трудно избавиться от растущей внутри пустоты.

– Ты уходишь? – тихо спросила девушка.

– Я шел тебе сказать.

Собственные слова доносились издалека, словно их произносил кто-то другой.

– Если хочешь танцевать, оставайся.

– А ты хочешь, чтобы я танцевала?

Кай проглотил комок в горле.

– Если тебе это приятно.

Она шагнула к нему.

– А если я хочу танцевать с тобой?

– Я не танцую.

– А ты можешь попробовать? Ради меня.

У Кая сдавило грудь.

– Я не умею.

Он не танцевал ни разу в жизни. Он оттопчет ей ноги и выставит себя на посмешище. И к тому же не выносит громкой музыки. Вот почему Кван лучше.

– Если останешься, Кван с радостью отвезет тебя домой.

– Ты просишь, чтобы я… танцевала с ним? – сдвинула брови Эсме.

– Если этого хочется тебе.

Он говорил правду. Пусть она будет счастлива, даже если у него разорвется сердце.

– Понимаю, – промолвила Эсме.

По ее щекам потекли слезы. Она смахнула их рукой и сделала глубокий вдох.

Он заставил ее плакать…

– Эсме…

Она отвернулась и пошла к лестнице.

Она найдет Квана. Она будет счастлива.

У Кая в мозгу что-то щелкнуло, и рассудок отключился. Его бросило в жар, в ушах зашумела кровь. Ноги сами несли его через комнату, руки обнимали девушку за плечи и притягивали к себе. Ее слезы разрывали ему душу. Он вытер влагу пальцами.

– Все хорошо, – прошептала она. – Не волнуйся. Я…

Он приник губами к ее губам, и его пронзило острое, неизведанное чувство. Шелк. Сладость. Мягкость. Эсме.

Почувствовав, как она напряглась, Кай пришел в ужас. Господи, что он натворил?

Но в ту же секунду Эсме обмякла и ответила на поцелуй. От мыслей осталось голое пепелище. Из пепла восстал неистовый животный голод, что Кай так долго держал на цепи. Он провел языком по ее губам, Эсме застонала и приоткрыла рот, и его охватила первобытная радость победы. Он овладел ее губами, почувствовал тепло ее тела. Вкус ванили, клубники… женщины.

Эсме таяла от поцелуя. Ее никогда так не целовали – словно это вопрос жизни и смерти. Сначала Кай двигался осторожно, будто изучая ее, но быстро обрел уверенность. Болезненные прикосновения его жаждущих губ и властного языка все больше ослабляли девушку. Колени подкашивались. Остановись Кай в эту минуту – она бы заплакала. Она желала большего, много большего. Она изнемогала от желания.

Кай застонал и провел руками по ее спине. Ниже, еще ниже. Она сжалась.

Он притянул к себе ее бедра, и в живот Эсме уперлось что-то твердое. Она потрясенно ахнула, точно пронзенная электрическим разрядом, и выгнулась, схватившись за лацканы его пиджака – иначе упала бы. Теснее, еще теснее. Она прижималась к нему, пытаясь раствориться в нем… и этого было мало: до боли хотелось прикасаться к его телу, исследовать, познавать. Сопротивляясь неодолимому желанию, Эсме еще крепче вцепилась в лацканы пиджака, а он целовал ее лицо, покусывал мочку уха, впивался губами в шею. Комната закружилась, отделяя их от остального мира. Для нее в этот момент не существовало ничего, кроме объятий Кая, его губ, его сильных рук. Нужна была опора – кровать, стена, стол, что угодно. Она страстно желала его, и он был готов, как никогда…

– В суп положили слишком много масла, – громко произнес знакомый голос. – А рыба… О господи!

На лестнице застыли, словно живая картина, его мать и тетушки. Эсме с Каем резко оторвались друг от друга.

Покраснев, Эсме дрожащими руками оправила платье, а дамы продолжили спуск.

– Добрый вечер, Ко Нга, – сгорая от стыда, сказала Эсме и вежливо кивнула тетушкам.

Кай пригладил волосы.

– Добрый вечер, мама. Добрый вечер, Ди Ан, Ди Май, Ди Туйет.

Отведя глаза, он поджал распухшую нижнюю губу.

Мамочки! Он весь в помаде!

– Подожди, Ан Кай…

Эсме протянула руку к его лицу, но остановилась на полпути. Он взял ее руку и поднес к своей щеке.

– Что там?

– Помада.

Эсме тщетно терла пальцем уголок его покрасневшего рта.

– Не сходит.

Она думала, что Кай разозлится, однако его губы расплылись в улыбке, а на щеках появились ямочки, и у Эсме потеплело на сердце.

– Ох, молодежь! – посетовала одна из тетушек, а остальные захихикали в кулаки, как школьницы.

– Нашли место, – строго сказала Ко Нга, а сама не могла сдержать улыбку. – Марш домой. На вас люди смотрят.

Порывшись в огромной сумке, она протянула Эсме пачку салфеток и потащила своих спутниц к выходу. Как только женщины скрылись за дверью, Эсме хотела стереть с лица Кая помаду, но он увернулся, вновь нашел ее губы и стал целовать ее, теперь неторопливо и нежно. Эсме комкала в