«Интересно, — подумал Турецкий, — имеет ли он какое-нибудь отношение к нашему Кротову — Алексею Петровичу? Вот был бы юмор: два полковника Кротова из одной конторы! Нет, наверное».

— Федор, — сказал Корженецкий в трубку, — вот тут Александр Борисович желает с тобой переговорить, — и протянул трубку Турецкому.

— Здравствуйте, Федор Симонович. Турецкий. Вам удобно ответить на парочку моих вопросов?

— Да, разумеется. Здравствуйте, слушаю вас, Александр Борисович, — голос был низкий и уверенный. Служба…

— Квартиру и офис, включая телефоны, за последние два-три дня часто проверяете?

— Утром и вечером, регулярно.

— Хорошо. А как насчет сопровождения?

— Между нами, — после почти незаметной паузы сказал отставной полковник, — хозяин не разрешает, имидж, понимаете ли… мы — люди простые.

— Ясно, ясно… Ну а сами-то… как?

— Александр Борисович, я понимаю смысл ваших вопросов. Скажу так: делаем все.

— И сейчас?

— И сейчас, — ответил полковник, и Турецкий услышал в его голосе нотку самодовольства.

— Молодцы, — коротко заключил Александр Борисович.

— Рад слышать. Еще вопросы?.. Если вы насчет… э-э, вчерашнего вечернего эпизода?..

— Нет, я же знаю, и на старуху бывает…

— Да, — вздохнул полковник, — что поделаешь… Век живи…

— Вы постарались, надеюсь, по поводу фиксации?

— А как же! И мобильный — под контролем.

— Я у вас не буду показываться. Без надобности. Выйду у городской прокуратуры, не сочтите за труд, пусть ребятки посмотрят.

— Будет сделано.

— Спасибо и всего доброго, номер моего мобильного у вас, вероятно, уже имеется, если что. Пока, всего хорошего.

— И вам не хворать, — явно уже улыбнулся, судя по голосу, полковник.

— Да, простите, при случае, спрошу: нет ли у вас родственника — Алексея Петровича? И по фамилии, и по системе? Первое главное…

— При случае, отвечу: точно, нет.

— Ну и хорошо, значит, как в том анекдоте, даже и не однофамильцы.

— Ха!.. А что, хороший человек?

— Не то слово.

— Рад за вас.

— Всего доброго.

Турецкий вернул трубку хозяину.

— Ну что вам сказать, — заговорил «скучным» голосом Александр Борисович, — не вижу причин сомневаться в правильности действий вашего шефа безопасности.

— Я не понял насчет городской прокуратуры…

— А, да. Я хотел попросить вас высадить меня где-нибудь поблизости от городской прокуратуры. Там в восемь часов — это через пятнадцать минут — начнется совещание, и мне надо быть на нем. А как только закончится, я вам сразу позвоню. Если киллер обнаружится, ведите себя, как договорились: спокойно, без паники, соглашайтесь на его пожелания. Дом ваш, как я понял, охраняется грамотно, вчерашний эпизод не повторится. Так что давайте до завтра, а я тут кое-что предприму — по своим каналам…

Водитель, по указанию Корженецкого, высадил москвича на перекрестке и показал, куда идти. Сам быстро уехал, выполняя, вероятно, четкие инструкции полковника Кротова. Турецкий спокойно перешел через тихую улицу по пешеходной «зебре» и вошел в старинное здание, в котором размещалась прокуратура.

Дежурный подержал в руках удостоверение, вернул и отдал честь.

Совещание уже началось. Но выступавший в форме майора юстиции остановился, и все дружно обернулись к вошедшему. Александр Борисович вежливо поклонился, — было здесь человек десять, не меньше, наверное, те, кто задействован в расследовании, — и, отдельно кивнув Петру с Антоном, уселся на свободный стул. Сумку небрежно бросил у ног.

— Извините, господа, — улыбнулся он, — если можно, продолжайте. Потом отвечу на ваши вопросы, если они будут.

— Мы подбиваем некоторые итоги, Александр Борисович, — сказал выступавший, но вы пока, если желаете, можете полистать те материалы, которые уже имеются.

— Желаю и с удовольствием, — кивнул Турецкий, принимая папку с документами. — Спасибо, я — по ходу… — И он углубился в чтение.

Словом, когда Смородинов — Турецкий понял, кто это, — закончил свое сообщение, Александр Борисович уже успел бегло просмотреть главные материалы — акты криминалистических и судебно-медицинских экспертиз, протоколы осмотров мест происшествий — таких было три, свидетельские показания относительно «действующих лиц», подозреваемых в совершении преступлений, протокол допроса одного из участников нападения на спортсмена, задержанного на месте преступления, несколько листов показаний иностранных студентов, касавшихся исключительно их собственных проблем, и так далее. В принципе, немало. Но, с другой стороны, читая и одновременно слушая говоривших сыщиков и оперативников, Турецкий видел, что зацепки, и довольно крепкие, на первый взгляд, у них вроде бы появились, однако вместе с тем возникли и новые трудности. Никакой ясности, как было заметно, не появилось с визитом дипломата в Воронеж, а ведь именно этот факт и являлся основной причиной расследования возбужденного уголовного дела.

И, когда выступавшие исчерпали свои возможности и обратили внимание на молчавшего Турецкого, он закрыл папку, аккуратно и неторопливо перевязал тесемочки и только после этого поднял голову. Смешно поправил указательным пальцем очки на переносице и чуть скривил в улыбке губы:

— Так кто ж мне объяснит наконец, какого черта здесь делал этот гребаный дипломат?

Хмыкнул милицейский полковник и одобрительно, как показалось Александру Борисовичу, покрутил головой. Прыснул философ Щеткин, а Антон, наоборот, насупился, как будто это была его личная недоработка. У Смородинова, как и у остальных, чуть приоткрылся рот. Вопрос словно застрял в губах.

— Никто не может? — повторил Турецкий. — Жаль. А чего тогда собрались?

— Нет, ну, Саш, — Плетнев немного покраснел даже, — надо же свести то, что уже наработали!

— Ну да, как-то… — вразнобой раздались голоса.

— А что такого? — удивился Турецкий. — Ну, наработали. И хорошо. Правильно. С версиями этими… пока не запутались, — это он так отреагировал на выступление Плетнева, как раз и освещавшего этот вопрос. — А чего, непонятно, с фотороботом тянете? Я бы давно уже показал его в местных новостях по телевидению. А прохожим под нос совать: знаете — не знаете, можно и до морковкина заговенья дотянуть, толку-то что? Толку-то что, Петь? А если он только ночью здесь появляется, а днем — совсем в другом районе? Так его ж никто никогда и не узнает. А касаясь конкретно вопроса о фотороботе… о субъективном портрете, — поправил себя Турецкий, — пока я, честно говоря, индивидуальных, доминирующих признаков здесь просто не нахожу. Слишком общо. А между тем, как я понимаю, этот ваш упорный задержанный их может назвать. Но не хочет. И я понимаю, почему.