– Да, его надо убрать, Семён. И чем скорее, тем лучше, – спокойно сказал Филипп, снова закуривая. – Это – непременное условие нашей с вами свободы.

– Короче, вы возражать не будете? – Уссер взял из «бардачка» рацию, готовясь отдать приказ. – Отдаёте его мне?

– Так он же и так ваш, Семён Ильич. Но если вам нужна моя резолюция, то считайте, что вы её получили…

* * *

Изморозь закрыла лобовое стекло микроавтобуса; боковые запотели от дыхание набившихся внутрь людей. В быстро наступающей темноте виднелись лишь красные огоньки габаритных фар идущих впереди машин. И валили ставшие особенно заметными на морозе выхлопы из труб.

В РАФе, как всегда, стоял невообразимый гам. Ребята обсуждали последние крематорские новости, а Андрей, опустив со своей стороны стекло, курил «Данхилл». Шёл уже шестой час вечера, но с таможни пока никто не звонил. Скорее всего, Горбовский просто не мог застать Андрея – тот весь день провёл на Шафировском.

Озирский до сих пор ничего не ел. Во-первых, после вчерашнего аппетит пропал начисто. Во-вторых, Готтхильф строго-настрого запретил принимать какую-либо пищу. Он оставил на кухне две бутылки с травяной настойкой цвета жигулёвского пива и сказал, чтобы Андрей выпил стакан отвара утром, а потом – вечером. Желательно бы, конечно, и днем, но это как получится.

Озирский, собираясь с ребятами в крематорий, хотел захватить бутылку. Но тут ему позвонил Никита Бориспольский, следователь из ОБХСС, который тоже занимался Кисляковым. Он и сообщил, что с Валерой и прочими дело неладно – ни кто из них на Шафировский сегодня не явился. По идее, так и должно было быть – бригада числилась выходной. Но и на квартирах у них к телефонам никто не подходил, и это уже вызывало беспокойство.

Андрей как сел утром за стол Кислякова, предварительно его обыскав, так и встал лишь к вечеру. Он допросил в Валеркином кабинете человек тридцать служащих, со многими из которых был знаком. А тем временем опергруппа во главе с Бориспольским – вальяжным, модным мужчиной, похожим на Никиту Михалкова – сгоняла на Ириновский проспект и доставила оттуда заплаканную Алесю Кислякову. С Краснопутиловской улицы привезли обоих родителей Ременюка, у которых сынок проживал после драматического развода с третьей женой.

Далее пред светлые очи Озирского были представлены домочадцы Коли Мажорова – супруга Татьяна с сыновьями. Один, грудной, сидел у неё на руках, другой держался за подол. И пока Андрей, не обращая внимания на попытки его разжалобить, допрашивал гражданку Мажорову на предмет местонахождения её супруга, вопрос прояснился сам собой.

С улицы Смолячкова, где проживало семейство, и размещалось местное отделение милиции, позвонили Петренко. А он уже передал на Шафировский, что Николай Мажоров был найден мёртвым в автомобиле «ВАЗ-2108». Выхлопная труба выведена в салон, что указывает на вероятное самоубийство. Впрочем. Выводы делать пока рано. Машина, ярко-красная «Лада», стояла не во дворе Мажоровых, а напротив, через улицу, у молочного магазина. Смерть Мажорова, по заключению экспертов, наступила в девять часов утра…

Андрей, допрашивая близких родственников пропавших бандитов, заодно наблюдал и за другими служащими крематория. Судя по их встревоженному, но не особенно испуганному виду, никто не знал толком, что могло произойти тут вчера вечером. Собственному спокойствию Озирский удивлялся тоже – ведь только по счастливой случайности его прах не высыпали ещё затемно на поля совхоза «Ручьи».

Вместе родственников Андрей не сводил. Пока Аркаша Калинин ездил на улицу Сантьяго-де-Куба, по месту прописки Алика Беллавина, а Володя Маяцкий разбирался с родителями Ременюка, он веселым голосом задавал вопросы Тане Мажоровой, которая ещё не знала о гибели мужа. Очаровательный и похудевший, в расстёгнутой кожаной куртке, капитан развалился за столом – ему ещё трудно было сидеть.

– У вас автомобиль имеется?

Озирский наклонился через стол к женщине. Та отпрянула, испугавшись его огромных светящихся глаз. Лёгкая и в то же время полупрезрительная галантность капитана постепенно сводила Татьяну с ума. Андрей, в свою очередь, не мог возвыситься духом то того, чтобы простить вчерашнее.

– Да… Конечно.

– Конечно, – усмехнулся Озирский, сбивая пепел с сигареты. – Опишите его.

– «Шестёрка» цвета кофе с молоком, – совершенно естественно, не задумавшись ни на секунду, ответила Татьяна.

Она постоянно покачивала на руках младшего сына, чтобы тот не орал. Старший бродил по кабинету, тыкал пальчиком в клавиши не включённого в сеть «Роботрона» и удивлялся, что машинка не печатает.

– А красная «восьмёрка» есть у кого-нибудь из ваших знакомых? – Андрей начинал нервничать. Судьба всех, кроме Мажорова, пока оставалась неизвестной.

– Да, у Саввы Ременюка. Извините, а что случилось?..

– Пока вопросы задаю я, гражданочка. – Озирский глубоко затянулся, соображая, каким же образом мёртвый Мажоров оказался в машине Ременюка.

Выходит, к убийству Коли причастен скрывшийся Савва. А родители его клятвенно уверяют, что понятия не имеют, куда пропал сынуля.

– Ваш муж сегодня дома ночевал?

– Нет.

– Он часто дома не ночует? – Андрей потрепал по головке старшего сына Коли. Тот заинтересовался фурнитурой на его кожаной куртке.

– Частенько, – спокойно сказала Татьяна. Но губы её тряслись, а глаза выражали немой, душераздирающий вопрос. Она чувствовался, что Озирский о чём-то умалчивает.

– Значит, частенько. А Савва Ременюк – близкий друг Николая?

– Да, хороший приятель. В баню, на рыбалку вместе ездили.

– На чьей машине? На вашей или на его?

– Когда как. Но чаще на «восьмёрке». У неё скорость выше, и проходимость лучше.

– Вы правы, – согласился Андрей. Потом, помолчав, попросил: – Подождите пока в коридорчике. С вами побудет наш сотрудник. Володя! – крикнул Андрей, только сейчас заметив, что уже вечереет. А у него ещё уйма дел, из которых главное – поиск Кислякова.

Когда появился Маяцкий, Андрей мигнул ему, покосившись на Татьяну. Володя вывел из кабинета Мажорову с детьми и пропустил к Озирскому мать Ременюка – худую, заплаканную старуху в тёмно-синем пальто с лисой.

– Присаживайтесь, Акулина Львовна.

Озирский привстал за столом. После ухода детей в кабинете стало очень тихо. По распоряжению капитана его сотрудники следили за родственниками, чтобы те не сумели даже перекинуться взглядом. Чёрт их знает – вдруг весь спектакль с пропажей мужиков разыгрывается по сценарию Уссера?

– Я вам два вопросика хочу задать…

– А где мой сын, Савочка, вы хоть знаете?! Единственная радость моя, кровиночка бесценная! Никого больше у нас со стариком нету на белом свете… Все глаза выплакали. Панкрат Васильич сейчас сердечные пьёт. Успокойтесь хоть старика, уважьте…

– Сначала вы мне скажите, Акулина Львовна! – Андрей положил перед собой чистый лист бумаги, чтобы при случае записать показания. – У Саввы машина есть?