— Ну, может…

— Между собой в браке.

— А.

— Значит, — начал загибать пальцы я, — Колдуны, но это не я, я с силами за Гранью не связывался. Бояре, но я не боярин. Боярские дети, но мои родители…

— Неверно, — перебила меня Настя, — Колдуны. Бояре и их дети. И природные колдуны.

Так. Непонятно.

— А природные колдуны — это кто?

— Это те, кто получил силу из-за Грани, не связавшись с бесами, а по рождению. Девушка рождает девушку, та рождает вторую, вторая — третью, и вот от этой третьей, если родится девочка — станет природной ведьмой, а если мальчик — природным колдуном. Они могут пользоваться силами из-за Грани, но душа у них не проклята.

Понятно. Типа эксплойт такой.

— Ты поэтому спросила, в браке ли я родился?

Понятно, что под «девушка рождает…» подразумевается не девственница — они только у католиков рожают и то зафиксирован только один случай — а девушка, забеременевшая до брака.

— Да.

Я подумал. Нет, в воспоминаниях Викентия не было ничего такого, что могло бы сказать, что он родился до брака. Или хоть что-то о его матери. Или о ее маме. Или о вообще о родственниках мамы…

Сдается мне, что с моим рождением все же не все гладко. Может, я и вправду природный колдун? Не ведьма уж точно. Хотя… Да нет, я не об этом!

— Что-то я недавно слышал о природных ведьмах… — потер я лоб. В памяти явно крутилось это словосочетание, но в связи с чем?

— На рынке шептались, что кто-то ищет природную ведьму, — сбила воспоминание Аглашка. Хотя, может я тоже на рынке слышал?

— Кто? — дернулась Настя.

— Кто-то, — развела руками скоморошка, — Я не ведьма, у меня ее нет — мне неинтересно.

— Так, — я хлопнул ладонями по коленям, — Я совершенно точно не ведьма. И насчет колдуна — пока неясно. Предлагаю спросить у моей тети, что там было с моей мамой и моим рождением и было ли хоть что-то.

Может, дело не в венце? Может, Дашкову и вправду нужен я, как природный колдун?

Глава 19

— Конечно, помню, — обиделась тетя Анфия, когда мы все втроем призвали ее к себе наверх, как самому большому специалисту по моим родственным связям. На память Викентия надежды никакой и я подозреваю, что дело не в том, что это не моя родная память, он просто по жизни был таким склеротиком.

— В пятьдесят пятом году, в январе. Зять Тимофей тогда на север направлен был, в Мангазею, следствие вести по поводу боярской войны. Не сам, конечно, молод был еще, вот как ты, Викеша, только-только подьячим Разбойного Приказа стал. Царский ловчий, Матюшкин Афанасий Иванович, назначен был главой розыска, а отец твой при нем был. Тогда рода боярские, Морозовы и Осетровские схлестнулись так, что кровь в реке, что через Мангазею текла, красной стала…

Голос тети стал плавным и каким-то напевным. И, хотя рассказывала она про страшные события, этот голос меня несколько… будоражил… Я заерзал и положил ногу на ногу. Меня пихнули в бок, мол, не мешай слушать.

— …к декабрю все и закончилось. Были Осетровские — и не стало их. Весь род пропал, а Источник их Морозовым достался. Не зря они с тех пор большую силу забрали, у самого трона сидят. Боярам позволено войны вести, но — не переходя черты. Детей, например, убивать нельзя, женщин, огнем сжигать, с бесами вязаться… Но, — тетя вздохнула, ее высокая грудь качнулась ТАК… Она издевается. Точно.

— …кто ж во время войны правила соблюдает? Перебили всех Осетровских, вплоть до младенцев крошечных. А по розыску, что Матюшкин провел — все по чести было. Мол, случайно погибли, никто не хотел. Даже, вроде бы, церковь за помин невинных душ поставили. Там, в склепе, они все и похоронены, Осетровские-то. А отец твой… Он честный у тебя, Викеша, ты не думай об отце плохого. Просто… С боярами рядиться, что с волками грызться. Если царский ловчий сказал, что все честно, то тот, кто по-другому думает, по той же самой реке в океан и уплывет. Если повезет — то мертвым. А в океан Тимофею никак нельзя было. Он же в той самой Мангазее себе жену и нашел. Твою мать, Викеша, Ирину, из простых, слободских, но, сам знаешь, главное вино, а не меха. Это бояре только с боярами роднятся, им кровь разбавлять нельзя, а сынам боярским — можно. Обвенчались они еще в Мангазее, год, кажись, Тимофей с Ириной там прожили. Ты там и родился, в Мангазее-то…

Рассказ, конечно, интересный, но то, что я — законнорожденный, можно было и покороче рассказать. Дату рождения Викентия я точно помню, 14 ноября 7155 года, то есть… Так… Да, как раз, чуть больше девяти месяцев прошло. Даже не по залету.

— Тогда — кто он такой? — толкнула меня в бок Аглашка. Блин, какой кулачок у нее острый! Точно синяки останутся. Нет, я, конечно, не против, чтобы на моей спине оставила следы девушка, но при несколько других обстоятельствах. И не Аглашка ни в коем случае! Она же тощая!

Проклятая фантазия, и без того взбудораженная тетиным голосом, тут же предложила несколько вариантов, которые подсказывали, что Аглашка — очень даже ничего. С определенных ракурсов. При определенных обстоятельствах. Да блин! Фантазия, прекрати!!!

Я моргнул, прогоняя последнюю картинку, на которой скоморошка изогнулась особенно эротично, и обнаружил, что на меня смотрят три пары женских глаз.

Анастасия прищурилась и наклонила голову:

— Я думаю, он все же колдун. Просто не признается.

— Ты ж его этим обсыпала… царской головой, — наклонила голову в другую сторону Аглашка.

— Типун тебе на язык! — толкнула ее в бок тетя. Ага! Не только мне в синяках ходить! — Услышит кто, беды не оберешься. Царь наш, дай Бог ему здоровья, не любит, когда по его голову говорят, особенно если — в отдельности от остального теля.

— Так нет тут никого, — мама Насти махнула рукой, сказала, что чужие тайны ей без всякой надобности, и отказалась участвовать в обсуждении.

— Кто знает, — тетя была непривычно серьезна, — Говорят, царские послухи по ночам по улицам ходят, да Длинным Словом слушают, кто что говорит. Лучше помалкивай.

— Мы и так такого натворили, — махнула рукой Аглашка, — что плаха для нас, как царская милость будет. Попадись мы боярам в руки — жить будем недолго и очень неприятно.

Все замолчали. У меня в голове крутились какие-то наполеоновские планы, вроде того, как я хитрым образом стравлю Морозовых и Дашкова, они перебьют друг