вот это. — Романов извлек откуда-то из ящика экземпляр нашего прекрасного журнала. — Гигантский говорящий турнепс терроризирует деревню?

Я снова мысленно покрыл матом свой креативный отдел. Вот стоило на несколько дней оставить их без присмотра!

— Нууу, тут мы тоже слегка переборщили. Надеюсь, это не деревня Нижняя Кучка?

— По-моему, Верхняя. Еще у вас сообщается, что турнепс признан самым полезным овощем на Общеимперском Саммите Садоводов. Разве у нас такой есть?

Я развел руками.

— Ну, очевидно, теперь есть.

— Но популярность вашего «Турнепса» определенно растет. Хотя эти картинки крестьянок, поливающих турнепс в двусмысленных позах, здесь, по-моему, все же лишние. Все-таки у нас приличное общество.

— Уберем, — покаялся я. — Хотя, прошу учесть, с их появлением продажи журнала выросли в четыре раза!

— Я заметил. Только у моего секретаря я за последнюю неделю видел три экземпляра. Причем один раз я застал его за тем, как он эти картинки вырезал и приклеивал себе в альбом. По-моему, вы развращаете моих сотрудников.

— Тем более уберем, — пообещал я. — Уверяю вас, это была личная инициатива креативного отдела.

Все-таки хорошо, что мы не стали выпускать книгу про оттенки.

— Пока не торопитесь. Подпольные распространители неприличных картинок, которых я как раз собирался накрыть, внезапно разорились сами. Жалуются, что вместо их продукции все вдруг кинулись покупать некий журнал и на непотребства денег уже не осталось.

— Как скажете, Ваше Величество. Не торопиться, так не торопиться. Все ради любимого Отечества.

— Завтра утром Шереметьевы вас ждут, — напомнил Император. — А теперь идите. И постарайтесь по дороге что-нибудь не спалить. Ну или хотя бы сделайте это, когда отойдете от моего дворца подальше.

Я откланялся, вышел из Императорского кабинета и спустился вниз, чтобы практически сразу же встретиться с Космином. Придворный артефактор, как всегда, широко улыбнулся и протянул мне руку.

— Виктор! Как мое рад твой видеть!

За те несколько дней, что мы не виделись, с окончаниями он так и не разобрался.

— Привет, Космин. — Я крепко пожал ему руку. — Как твои дела?

— Мой хорошо, — лучезарно улыбнулся румын, всем своим видом являя воплощенное благополучие. — А твое? Твое уже нашла военный в своя дом?

— Пока нет. Мне как-то не до того.

— Тогда я познакомить тебя с моя друг! — радостно предложил румын. — С концерт симфонической музык.

— Пожалуй, не стоит, — дипломатично ответил я.

— Ты не хотеть видеть моя друг?

Космин так трогательно расстроился, что мне стало неудобно.

— Конечно, я с удовольствием познакомлюсь с твоим другом, только немного позже. Может быть, дня через три?

Словарь закивал с таким энтузиазмом, что я испугался, что голова у него отвалится.

— Конечно! Мой будет очень радый!

Оставив очень радого румына радоваться дальше, я спустился вниз и вышел из дворца. По дороге к воротам я вновь услышал возбужденный птичий клекот. Может быть, мне показалось, но в клекоте проскальзывали некие религиозные нотки.

Я свернул в небольшую аллею и увидел Каладрия, все так же гордо восседающего на вершине куста. Мой питомец что-то вещал внимающей ему пастве из голубей, воробьев, синиц, дятлов и даже одного попугая. Птиц по сравнению с прошлым разом вокруг него стало значительно больше.

Каладрий с тревогой покосился на меня, я помотал головой, давая понять, что не мешаю. Негоже подвергать сомнению могущество еще не оперившегося религиозного идола.

Каладрий некоторое время покурлыкал, потом театрально взмахнул крылом и подлетел ко мне. Паства осталась ждать его в почтительном молчании.

— Ну, говори, чего тебе надо. Я сказал им, что отлучусь на несколько минут.

— Интересно, как ты объяснил им, зачем тебе надо поговорить с человеком? — осведомился я. — Сказал, что, как к создателю всего сущего, люди к тебе прислушиваются?

— Ну вообще-то я сказал им, что ты мой слуга.

С этими словами Каладрий попытался сесть мне на голову. Я стряхнул голубя, поправ тем самым, должно быть, пару зарождающихся религиозных догматов.

— Как продвигается вознесение на божественные вершины?

— Отлично. — Каладрий гордо распушил перья. — Скоро все птицы в этом саду будут служить мне.

— Ты уже придумал им семь заповедей?

— В процессе.

— Надеюсь, первая будет не гадить мне на голову?

Голубь дернул головой с таким ехидным видом, что я стал подозревать, что все как раз-таки точно наоборот.

— А попугай-то у тебя откуда? — не смог я не спросить.

— Живет тут у какой-то знатной дамы, любящей экзотику. Сила моего обаяния настолько велика, что очаровала даже эту глупую заморскую птицу!

Я не стал спорить с очевидным.

— Значит так, друг мой всемогущий, сегодня занимайся, чем хочешь, но завтра с утра ты мне нужен. Мы отправляемся к Шереметьевым расследовать, какая сволочь решила меня похитить.

— А я тут причем? — удивился голубь.

— Полетаешь по округе, посмотришь. Может, вспомнишь что-нибудь. Ты же наверняка смотрел по сторонам, когда летал ко мне на помощь?

— Делать мне нечего, людей разглядывать, — высокомерно фыркнул голубь. — У меня были дела и поинтереснее.

Я отогнал мысли об интересных делах голубя, все-таки я не настолько извращенец. Хотя мне по-прежнему непонятно, как они с соколицей технически это проделали.

— В общем, делами занимайся в свободное время, но завтра ты мне нужен, ясно? И не вздумай выкинуть какой-нибудь фортель.

— Угу, а не то суп, — хмуро пробурчал Каладрий. — Ты в этом вопросе очень постоянен.

— Именно. Так что давай, лети нести свой курлык неверующим. Но завтра чтобы был как штык.

Демон своенравно взмахнул крыльями, но все-таки пробурчал что-то, что можно было трактовать, как согласие, и улетел. Я проводил взглядом этого пернатого мошенника и направился к скучающему в конюшне Инцитату. Что-то мне подсказывает, завтрашняя встреча обещает быть интересной.

Глава 12

С утра Каладрий гордо восседал у меня на плече. Я решил, что княгине Антонине, любительнице всяких экзотических питомцев, такая эксцентричность должна понравиться.

У ворот меня поприветствовал лакей, я спешился и отдал слуге поводья Инцитата. Ифрит (кстати, где он?) добрался и до конюшни, но, к счастью, существенного ущерба не нанес. Кое-где виднелись следы гари, пара рабочих прибивала какие-то доски, но в целом стойла практически не пострадали. Я оставил Инцитата, пребывавшего сегодня в меланхоличном настроении, на попечение конюхов и в сопровождении слуги двинулся в глубь имения. Говорящего коня княгиня, конечно, тоже оценит, но я все-таки не настолько хочу впечатлить бабушку, это же не юная дева.

Усадьбу уже привели в порядок, хотя некоторые следы пожара все же остались. Князь Андрей и его мать ожидали меня в беседке, попивая кофе. У ног княгини Антонины смирно лежал розовый единорог Буся. Увидев меня, он заинтересованно поднял голову.

— Ваше Сиятельство, — я слегка наклонил голову, равно настолько, чтобы меня не сочли невежливым. — Сударыня, — тут поклон вышел чуть ниже, все ж таки надо проявить уважение к пожилой женщине.

— Граф Лазарев, — поприветствовал меня в ответ князь. — Присаживайтесь.

— О, вы опять со своей птичкой, — улыбнулась княгиня Антонина, оторвавшись от поглаживания Буси по холке. — Андрей, посмотри, какое прелестное создание.

Каладрий принял глубоко оскорбленный вид.

Я уселся на скамейку напротив Шереметьевых. Похоже, по мнению единорога я приблизился на непозволительное расстояние, поскольку Буся оскалился и угрожающе зарычал. Каладрий разглядывал единорога с уважительным интересом. Буся выглядел существом, рог которого многим помог пересечь границу между жизнью и смертью, так что демону он должен был понравиться.

— Буся. — Княгиня потрепала питомца за ухом. — Успокойся, здесь все свои. Последние дни она так нервничает, — обратилась ко мне Антонина. — Бедная моя девочка.

Так это еще и девочка? Хотя почему бы и нет. Почему-то я автоматически причислил единорога к мужскому племени.

— Не переживай, Буся, — ворковала княгиня Антонина. — Ты ведь у меня такая милая. Знаете, граф, я нашла ее много лет назад в портале, когда еще служила в Ордене. Как сейчас помню, услышала жалобный писк из кустов. Буся тогда была совсем маленькой, меньше котенка, только-только родилась. Бедняжка была изранена и еле дышала. Пришлось забрать ее с собой, надеясь, что наш мир ее не убьет, не бросать же было это несчастное существо.

— Какой ужас, — посочувствовал я. — Должно быть, на нее напал хищник?

— Думаю, ее забодали ее братья и сестры. Когда маленькие единороги рождаются, они дерутся, пока в живых не останется кто-то один, — объяснила