любимчиком самого Николая Чудотворца. Но потом вдруг стал вором, да непростым. Занимался в Москве такими делами…. Расскажу попозже, если захочешь. В общем, у него и после заточения в монастырь остались очень серьёзные знакомые — они и дали денег на посольство в Бухару, где Иев с Митрием чуть не погибли. А когда пилигримы вернулись, им пришлось поступить на работу к своим кредиторам. Так твой отец стал убивцем.

— А что удалось узнать в Бухаре?

— Довольно мало, там мистическое искусство тоже почти забылось. Раздобыли только несколько практик контроля и эманический камень — тот самый, что ты обнаружил в Зарайске. Да узнали, что бухарцы могли усиливать свои способности одним варварским способом.

— Каким?

— Они убивали людей на алатырь-камне. И заливали его свежей кровью.

* * *

— А что случилось с женой Иева? Почему они с Аглаей захотели смерти моего отца? — продолжал вопрошать юноша.

— Это сплошная печаль — в том числе и для твоего будущего, — в голосе старца проскользнуло отчаяние. — Выяснилось, что жизнь с человеком, который наделён большим даром, сводит с ума его близких. Поэтому я решил никогда не жениться. А Иев, когда мы всё поняли, уже был семейным. Его супруга, Прасковья, постепенно теряла рассудок и однажды решила, что способности мужа — проклятие, угрожающее всему миру. И что её долг — искоренить источник зла. Она взяла в сообщницы свою юную дочь, и вместе они устроили Иеву засаду, когда тот явился навестить Митрия в его скит на Пилисе.

— Но почему они просто не подсыпали ему в еду мышиной отравы? И почему монах им не помешал? Он же был другом моего отца.

— Если бы остался труп, я бы смог понять истинную причину смерти. И тогда молчать бы не стал. А что до Митрия, ты же его знаешь. Он постоянно теряет голову из-за красивых женщин. Глаша тогда только расцвела, и устоять не представлялось возможным. Что произошло дальше — ты слышал от своей сестры. Первая попытка нападения оказалась неудачной, Иев был слишком силён, хоть убийцы приготовили ему не только арбалет. Он лишил жизни свою жену, и бежал. Кто потом его выследил и добил в вашей деревне — я не знаю. Может — сама Аглая, а может — обезумевший от страсти Митрий. Но было объявлено, что твой отец пропал безвестно, а его жена — умерла от горя. Глаша вышла замуж за Юду, а Митрий ушёл в новый скит в Тонбовский уезд.

— Но почему вы спустили Аглае отцеубийство, хотя обо всём знали?

— Я слишком поздно понял, что случилось. Ведь я тоже очень верил Митрию. И как раз после смерти Иева у меня произошло одно событие с женой купца Кондратия Дмитриева… А Глаша об этом узнала. Она каким-то образом всегда была в курсе моих греховодных дел. Ну и мне пришлось молчать, а потом было поздно.

— А почему молчал Юда? И чем он сейчас не угодил Аглае?

— Смерть Иева была выгодна купцу, ведь глашин отец не одобрял его сватовства. А сейчас Юда просто ополоумел, встретив тебя. Наверное, тоже сказались годы, проведённые рядом с носителем дара. Когда он проведал, что в тебе — способности Иева, то решил привезти тебя в Зарайск и сделать своим наёмным душегубом. Мы ему говорили, что твой отец никогда не работал в своем городе, что это глупо. Но Юда слишком хотел извести Кондратия, который после смерти своей жены стал полюбовником Аглаи. Из-за неё купцы, в общем-то, и разругались. Юда так надоел своей тупостью, что твоя сестра измыслила убрать благоверного, а в смерти его обвинить тебя. И представить всё так, что ты в раскаянии наложил на себя руки.

— Аглая путалась с Кондратием? — Мартин вспомнил о пропитом лице и козявках, и его передёрнуло.

— Она вообще была сумасшедшей — наверное, по причине детства, проведённого в одном доме с Иевом. Помнишь, что твоя сестра говорила о проклятии? Она почитала главной целью своей жизни под корень извести дурную кровь. Через это она умертвила в младенчестве тех своих детей, что не умерли сами. А ещё прибила нескольких баб, которые понесли от меня. Не только жену Кондратия. Я же говорил, что она — истинная дочь своего тёмного отца. Когда Аглая узнала о твоём существовании, то потеряла сон и собиралась послать убийц. Но тут Юда привёз тебя в Зарайск, да ещё и приказал порешить Кондратия. Купец не понимал безумия жены, за то и поплатился.

— Ну и семейка у нас — просто клубок гадюк, — Мартин был поражён услышанным. — А похотливое возбуждение во мне Аглая тоже решила возбудить от своего безумия?

— Я же объяснил, зачем это было сделано. И, клянусь тебе, я не стал был в этом участвовать, если бы отец Митрий не попросил меня втереться в доверие к Глаше и оберегать тебя от неё.

— Но вы же могли нанять непотребную девку или договориться с какой-нибудь вдовушкой. Зачем было опускаться до этого кровосмесительного балагана?

— А, ты об этом… Да просто Глаша была законченной блядью.

Глава четырнадцатая. Измена

Октября 18 дня 1728 года, село Вохна Богородского уезда Московской губернии

Погони всё не было. Зарайская розыскная команда давала им шанс улизнуть. Утром Мартин с Изотом наняли возницу и продолжили путь по московскому тракту. В дороге юноша попытался развеять свою новую тревогу.

— Быть может безумие настигло жену Иева не из-за эманаций, а оттого, что мой отец занимался тёмными делами? — спросил своего наставника юноша. — Например, блаженные. Они ведь тоже — с эманациями. А миряне находят у них не гнев, а отдохновение. Отец Митрий очень хорошо о них отзывается.

— Многие блаженные сами безумны, и главное — они живут той жизнью, к которой тебе точно не стоит стремиться, — отвечал старец. — Блаженные — нищие, и черпают силы в лишениях. Да, они творят добро. Но в нашей стране деньгами обычно привечаются не добрые люди, а исключительно убивцы. Поэтому Иев и не сходил с тёмной стези.

— Но блаженные любимы народом, а некоторые — признаны святыми.

— Признаны после смерти. Послушай, Мартин, нравится тебе это или нет, но на Руси издревле ценилось только умение убивать. Нашими первыми князьями стали не просветлённые мудрецы и не великие целители, а кровавые варяги, призванные ради убийств. Первые бояре были княжескими дружинниками, и их служба состояла в том, чтобы лишать жизни непокорных. Мурзы и дворяне тоже поднялись над собратьями силой оружия. Говорят, что они рисковали своей головой в войнах, и