Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через два месяца космонавты сделали первую корректировку орбиты.
– Второй корректировки не потребуется! – гордо объявил Плотников. – Двенадцатого июля наш корабль войдет в область притяжения Земли и тормозные двигатели сработают автоматически. Даже, если мы не дотянем до этого дня…
– Типун тебе на язык! – сказал Ча.
– Потом «Россия» выйдет на эллиптическую орбиту и нам останется только выбрать момент, чтобы свалить отсюда.
– Я первым делом напьюсь! – заявил танкист. – И познакомлюсь с красивой девушкой…
– У тебя не хватит сил поднять рюмку, – охладил его пыл Найденов. – А для девушки ты будешь лишь украшением стола.
– Но помечтать-то можно…
Тем временем, в грузовом отсеке корабля неведомая бледная субстанция разъела герметичный пенал пробоотборника и с легким шипением растворилась в искусственной марсианской атмосфере. Через две недели она растворила резиновую прокладку входного люка. И наконец, невидимое облачко бесцветного газа проникло в ночную темноту жилого отсека, окутало неподвижные фигуры космонавтов и погрузило их в глубокий сон.
Когда расстояние между планетами
Марс и Земля 231 млн. км.,
время прохождения радиосигнала – 12,8 минуты
Сначала было слово. И слово это было нецензурным. Его промычал Найденов, медленно просыпаясь в кромешной темноте. Сознание возвращалось медленно и мучительно. Владислав не поручился бы за то, что мысли рождаются у него в голове. Все его тело пронзали вихри электрических разрядов, вызывающих острую боль. Найденов лежал в своей подвеске и даже не пытался пошевелиться. Он сделал глубокий вдох и застонал от боли в ребрах. Усилием воли Влад удержал сознание и вспомнил свое состояния после взрыва катапульты. Но тогда было легче. Был свет, были люди в белых халатах. Рыжеволосая девушка, поминутно меняющая капельницы и наклоняющаяся к его лицу. Щекой он ощущал ее легкое дыхание. Как же ее звали? И как зовут меня? Где я? Так и не получив ответа, Владислав снова впал в сон.
Следующее пробуждение далось ему гораздо легче. Владислав мог свободно дышать и попытался согнуть руку в локте. Потер уши и провел ладонью по лицу. Кожа была шершавой и напоминала колкий сухой холст. Подбородок заканчивался густой жесткой бородой. В кромешной темноте слабо мерцала единственная рубиновая лампочка. При ее вспышках Найденов едва различал фигуры своих товарищей, распростертых в амортизирующих подвесках. Сквозь бронированные заглушки иллюминаторов свет не проникал. В жилом отсеке, словно бледные водоросли на морском дне, струились бумажные полосы, вытекающие из принтера.
Найденов высвободился из подвески и открыл круглую заглушку иллюминатора. Яркий свет звезд колол глаза острыми иглами. Влад зажмурил глаза и еще долго ощущал под закрытыми веками вспышки голубых молний. Потом он почувствовал на щеке горячий луч солнца и захлопнул броняшку иллюминатора, оставив только узкую щель.
За его спиной пошевелился Плотников. Ча Су Бок висел неподвижно, вытянув перед собой согнутые в локтях руки. Николай вынырнул из темноты, медленно подплыл к командиру и сказал непривычно хриплым голосом:
– Влад, ты похож на черта!
– На себя посмотри!
– Сколько мы спали?
– Судя по бороде, недели две-три.
– За это время что-то случилось. Случилось что-то плохое…
Луч света погас и Найденов снова приоткрыл заглушку иллюминатора. Ослепительные звезды медленно плыли в черном пространстве.
– Мы медленно вращаемся, – сказал штурман. – Влад, ты что-нибудь понимаешь?
– Пока нет. Мало информации. Мы проснулись и живы, это уже хорошо. Можем дышать, двигаться и даже соображать. Посмотри как там Ча. Пора вставать.
Плотников подплыл к танкисту, похлопал его по щеке и заорал:
– Рота, подъем!
Ча Су Бок открыл глаза и сразу сомкнул веки.
– Кто это? – удивленно прохрипел он. – Или я уже в преисподней?!
– Ты дома, Саша, и, судя по всему, совсем живой. Просыпайся, будем держать совет в Филях…
– По мне как будто танк проехал, – застонал Ча, расстегивая замки подвески. – Свет хотя бы можно включить?
– Пока не получается, – ответил Николай. – Напруга на нуле, похоже наш лайнер обесточился капитально…
В это время Влад снова открыл иллюминатор и испуганно отшатнулся. В выпуклой линзе иллюминатора все пространство занимала голубая Земля. Яркий отраженный свет метался в жилом отсеке станции.
– Похоже на то, что мы уже приехали, – растерянно сказал командир.
Плотников приблизился к окну.
– Высота где-то восемьсот километров, – сказал он. – И сейчас мы удаляемся от Земли…
– Мы здесь должны быть через четыре месяца. Надо тормозить? – спросил командир.
– Поздно, да и нечем, – ответил Плотников. – Вероятно, мы на вытянутой орбите. Попав в притяжение Земли, корабль должен был затормозить автоматически.
Ча Су Бок открыл второй иллюминатор и изумленно присвистнул:
– Смотрите, вторая солнечная батарея – в хлам!
За бортом на остатках пилона неподвижно застыли осколки солнечной батареи, плавающие в лохмотьях цветных проводов.
– Не было печали, – пробормотал Влад, – купила баба порося… Наверное, столкнулись с НЛО или космическим мусором. Что будем делать?
– Главное сейчас – кислород, энергия и само-собой компьютер для диагностики, – сказал Плотников. – Потом – связь и навигация.
– Который час? – невпопад спросил Саша.
– Спроси что-нибудь попроще! – ответил Плотников.
Штурман устроился у панели управления и начал внимательно изучать контрольные приборы станции.
– Напряжение – один вольт вместо двадцати четырех. Нас спасла механическая система подачи кислорода. Иначе бы не проснулись… Время – 11:30. Интересно, дня или ночи… Месяц – июль. Год – тридцать восьмой!
– Чушь какая-то! – невозмутимо сказал командир. – Мозги съехали у твоей машинки.
Ча Су Бок начал сматывать серпантин бумаги из принтеров в один круглый рулон. Влад поймал конец ленты и просмотрел текст.
– Тут на китайском, – удивленно сказал он.
– Ча Су Бок взглянул на россыпь иероглифов и покачал головой:
– Новостной канал, тонкинский диалект, – сказал Саша. – Что-то про высокий урожай риса в Ханкайском районе…
– Откуда там китайцы?
– Экспансия азиатов, – ответил Плотников. – Их почти два миллиарда, вот и проникают во все щели… Даже в Штатах есть целые китайские кварталы.
– Подсмотри где-нибудь дату.
– Ага… есть… первое сентября две тысячи тридцать шестого года…