И казалось, ожидание не доставляло никому особых неудобств. Похоже, все прекрасно проводили время, особенно группка холостых джентльменов, собравшихся вокруг Джулианы. И сразу же стала ясна цель приема. Было очевидно, что леди Ралстон играла роль свахи.

Тут раздался громкий взрыв смеха, и тотчас же послышался мелодичный голосок Джулианы — ее переливчатый смех явно выделялся на фоне низкого мужского.

Саймон же в раздражении поморщился — такого он не ожидал. И ему это ужасно не понравилось.

— Счастлив, что вы решили присоединиться к нам, Лейтон.

Это саркастическое замечание Ралстона прервало мысли герцога. Но он игнорировал маркиза, обратив внимание наледи Ралстон.

— Мои извинения, миледи…

— Ничего страшного, ваша светлость. — Маркиза была само очарование. — Мы тут, пока вас ждали, прекрасно поболтали.

Это напоминание о холостых идиотах, окруживших Джулиану, еще больше разозлило Саймона. Но тут все мужчины начали садиться за стол, и только граф Аллендейл остался рядом с Джулианой. И на ней было такое сногсшибательное платье, какое Саймону еще не доводилось видеть. «Что ж, неудивительно, что все очарованы ею…» — подумал герцог.

Это платье само по себе было скандалом — шелк цвета полуночи, мерцая вокруг нее в свете свечей, создавал иллюзию, что она парила в ночном небе. Сочетание темно-красного, синего и фиолетового создавало впечатление, будто на ней ярчайшие цвета и в то же время — никакого цвета. А чересчур глубокое декольте обнажало слишком много кремовой кожи, бледной и совершенно безупречной. И держалась она в этом платье с дерзкой уверенностью, которой не было ни у одной другой женщины в Лондоне.

Конечно же, она знала, что это платье вызовет толки и пересуды. Что сделает ее похожей на богиню. И что у всех мужчин, смотревших на нее, возникнет только одно желание — снять с нее это великолепное платье и овладеть ею.

Наверняка Ралстон понимал, что это платье совершенно неприличное. И наверняка знал, что его сестра привлекла к себе нежелательное внимание. Саймон окинул холодным взглядом маркиза, сидящего во главе стола как ни в чем не бывало.

И гут Джулиана, прошуршав шелком, прошла мимо него в сопровождении графа Аллендейла, чтобы занять свое место за столом. При этом она улыбалась холостым джентльменам, плотоядно пялившимся на нее.

У Саймона зачесались руки — хотелось вышвырнуть из столовой всех этих ухмыляющихся франтов. Ох, не стоило ему принимать приглашение. Он чувствовал, что теряет самообладание, и ему это совсем не нравилось.

Герцог занял место рядом с маркизой Ралстон — то было почетное место, которое предоставили ему как самому высокородному гостю, не являющемуся членом семьи. В течение первых трех блюд Саймон был занят вежливой беседой с леди Ралстон, Ривингтоном и его сестрой леди Маргарет Толботт. Во время трапезы он пытался не обращать внимания на то, что происходило в центре стола, где джентльмены, количество коих превышало число дам, из кожи вон лезли, чтобы привлечь внимание Джулианы.

Однако не замечать Джулиану было просто невозможно, ибо она то и дело смеялась и шутила с другими гостями, одаривая их широкой ослепительной улыбкой. Но вместо того, чтобы участвовать в разговоре, как и большинство сидящих за столом, Саймон молча наблюдал за ней, а она уже довольно долго беседовала с мужчинами, сидящими напротив нее, — Лонгвудом, Брирли и Уэстом. Все они были без титулов, все вышли из низов, и все соперничали друг с другом за ее внимание.

Уэст, издатель «Газетт», потчевал ее какой-то дурацкой байкой про журналиста и уличный карнавал.

— …Ну по крайней мере он вернул свою шапку!

— То есть заголовок в репортаже? — спросил Лонгвуд, с глупым видом захлопав глазами.

— Медвежью!

Джулиана звонко рассмеялась вместе с этими тремя идиотами.

Саймон же уставился в свою тарелку. «Неужели они не смогли найти для нее аристократов? Незачем ей опускаться так низко и выходить за простолюдина».

В течение четвертого блюда внимание Джулианы почти полностью сосредоточилось на лорде Стэнхоупе, но он никак не годился в мужья, поскольку был известен любовью к азартным играм и женщинам. Справедливости ради стоило сказать, что он часто выигрывал в карты. Но наверняка Ралстон не захотел бы, чтобы его сестра вышла за такого человека.

Скосив глаза на маркиза, которого Стэнхоуп явно забавлял, Саймон осознал, что в его логику закралась ошибка. Ведь повесы любят общество повес, не так ли?

Во время пятого блюда Саймон старался сосредоточиться на оленине и делал вид, что не замечает Джулиану. Он прилагал все силы, чтобы не смотреть на нее, но это было не так-то просто. Не удержавшись, он поднял на нее глаза. А она с восторгом слушала графа Аллендейла, рассказывавшего о знакомстве лорда Ралстона и его будущей жены.

— Поверьте, что я никогда не видел людей, которые бы настолько подходили друг другу. Они были предназначены друг другу самой судьбой, — сказал Аллендейл, задержав на Джулиане взгляд чуть дольше, чем позволяли приличия.

Саймон скрипнул зубами, а Джулиана улыбнулась графу.

— Какая жалость, что моему брату понадобилось так много времени, чтобы осознать это, — проговорила она.

Граф ответил на ее улыбку своей, а все остальные рассмеялась. Уже во второй раз Саймон заметил, что Аллендейл оказывает Джулиане особое внимание. И от него не ускользнуло, что девушке льстило подобное внимание.

Откинувшись на спинку стула, Саймон еще больше помрачнел.

Ведь Аллендейл совершенно ей не подходил! Слишком добродушный. Слишком мягкий. Он и глазом не успеет моргнуть, как окажется у нее под каблуком. Нет, он ей не пара.

Саймон взглянул на Ралстона, надеясь, что маркиз видел, какими взглядами они обмениваются. Но Ралстон не видел никого, кроме своей жены. Он поднял бокал и произнес тост за супругу, после чего добавил:

— И я прилагаю все силы, чтобы исправиться.

Саймон отвел глаза, ощутив неловкость из-за такой явной любви между маркизом и маркизой. Взгляд его вернулся к Джулиане, но та с улыбкой смотрела на брата и его жену.

«Мне здесь не место, — подумал Лейтон. — Не место среди этих людей, которые чувствуют себя друг с другом так уютно и свободно даже во время официального обеда». И все они так не походили на его родных — те совсем другие…

Маркиза, чьи щеки окрасил нежный румянец, тоже подняла бокал.

— Раз уж мы начали произносить тосты, то, думаю, будет правильно провозгласить тост в честь его светлости за то, что он спас Джулиану.

Ралстон тотчас поднял свой бокал.

— Прекрасная идея, дорогая. За Лейтона. С благодарностью.

Все джентльмены, сидевшие за столом, подняли бокалы и выпили за Саймона. А потом герцогиня Ривингтон вдруг с улыбкой проговорила:

— Считайте, что вас честно предупредили, ваша светлость. Теперь, когда вы спасли Джулиану, вам не удастся сбежать!