– Там одно касательное – в бедро, а вторая рана – сквозная в руку. Но меня другое волнует: почему совершено нападение на двух женщин, которые ни с кем не конфликтовали, к тому же одна из них иностранка и приехала больше недели назад. Почти наверняка объектом нападения был тот самый молодой человек, который, по его словам, сам вызвался их подвезти. И вызвался он при свидетелях, среди которых наш с тобой бывший начальник.

– Горохова не опрашивали?

– Вызвали, и он явился вместе со своим адвокатом, как будто не сомневался, что ему обязательно предъявят обвинение в чем-нибудь. Стал интересоваться, вызывали ли для дачи показаний Бережную, поведение которой на поминках писателя показалось ему крайне подозрительным, потому что она не пила вовсе и крутилась возле американки и возле еще одной дамы. А как известно, именно на этих двух женщин было произведено покушение. Сам он в момент покушения находился дома в постели, исполняя супружеский долг, что может подтвердить его жена.

– Это шутка? – не поверила Вера.

– А ты что, Горохова не знаешь? Врет, конечно, про супружеский долг. Бывшая жена на корпоративе другим женам жаловалась, что, когда Горохов пьяным домой приходил, каждый раз спал в прихожей на полу. Сейчас, говорят, есть таблетки для памяти, которые не позволяют мужьям забывать об их прямых обязанностях.

– Бомжа отпустили?

– Пока нет, но он и не просится домой, зная, что предъявить ему нечего. А вообще, Вера, в этом деле ничего не ясно: за что писателя убили и кто его мог заказать? Мы думаем на Качанова, но все информаторы говорят, что между ними были дружеские отношения. Может, мы не там копаем? А у тебя как?

– Результатов пока нет.

– Я Рите сказал, что мы занимаемся расследованием убийства известного писателя, так она даже его книгу купила, начала читать и говорит, что у нее волосы дыбом. Там в самом начале девочку-школьницу насилуют. Потом ее на трассе подбирает добрый и богатый человек, что уже смешно…

– Я читала… ну, как читала – пробежала глазами, испытывая те же ощущения, что и твоя жена. Зато в интернете полно восторженных откликов.

– Малеев, как теперь говорят, словил хайп. Но не в том дело: в книге малолетняя героиня душит сутенера в его машине удавкой. Напрягается, хрипит от усилий, потому что тот сопротивляется, и даже плачет от того, что у нее может не получиться. А когда понимает, что дело сделано, испытывает такое удовлетворение от совершенного, как будто перед ней распахнулись ворота в новую жизнь, куда ее не пускали прежде.

– Что-то такое там было… Но, может быть, Виктор просто использовал эпизод, связанный со смертью своего приятеля – Евгения Горобца, который был этаким прообразом…

– И в том же самом дворе, – не дал ей договорить Евдокимов, – я в курсе. Но зачем сейчас кому-то надо было устраивать такое показательное и почти ритуальное убийство? Рита даже сказала, что это выгодно издательству, потому что ей в магаине сказали, будто теперь книги Малеева разлетаются, как горячие пирожки. Поэтому-то и убийство его точно такое же, как описано в романе. Жена еще сказала мне, что писателя убил тот, кто читал его книгу.

Она сидела в его внедорожнике, окутанная ароматом японского сада, смотрела сквозь тонированное стекло туда, где моросил занудный дождик, размазывающий бледный свет фонарей над входом в торговый центр. Олег Дмитриевич появился возле машины неожиданно, открыл дверь и протянул ей пакет.

– Переоденься, на тебе все разорвано.

И отошел в мокрую темноту.

В пакете оказались джинсовая курточка, хлопчатобумажное платьице с принтом на груди и два пакетика с нижним бельем. Лифчик чуть поджимал: очевидно, мужчина решил, что она совсем девочка.

Она открыла дверь и увидела его под навесом.

– Все, – крикнула Инна, – я готова.

Но он махнул рукой, подзывая ее к себе.

Она выскочила, осторожно прикрыла дверь и побежала к стеклянным дверям.

– Голодная? – поинтересовался Олег Дмитриевич.

И, не дожидаясь ответа, взял ее под локоть и потащил ко входу в ресторанчик, где мигали разноцветные лампочки. Ела она утром, один бутерброд с колбасой после того, как один из дальнобойщиков заставил ее выпить полстакана водки. Она жевала бутерброд, чувствуя, как тепло разливается по телу и приходит какая-то странная слабость. Машина свернула с дороги туда, где росли ели. Бутерброд у нее забрали, и четыре руки начали раздевать Инну. Она поняла, что сейчас должно произойти, и почти заплакала:

– Дяденьки, не надо!..

Подошел немолодой официант и улыбнулся.

– Два салатика овощных, – тут же начал заказывать Олег Дмитриевич, – два супа, горячее… Что у вас там поприличнее из того, что ждать долго не придется, а еще сок апельсиновый – желательно свежевыжатый, а потом два кофе.

– Могу предложить бутерброды с сырокопченой колбаской.

– А у вас есть печень трески? – спросила Инна. – Бутербродов с колбасой не надо.

– Печень трески? – не понял официант. – У нас есть салат с тресковой печенью. Принести?

– Я бы хотела без салата.

– Принеси девушке полную банку, – приказал Олег Дмитриевич.

А когда официант отошел, спросил ее:

– Если тебе негде остановиться, куда ты вообще направлялась?

– Хотела найти работу. Деньги на первое время были, но эти… отобрали…

– Мой совет: возвращайся домой.

Инна наклонила голову, теперь перед ее глазами совсем близко были белая скатерть, тарелка и лежащие рядом ложка с ножом. Она мотнула головой, из глаз выскочили две капли и упали рядом с ножом.

– Я не могу туда вернуться, там совсем плохо.

– Там твой дом, а дома, как бы ни было худо в жизни, всегда лучше, чем где-то в чужом краю. Давай сделаем так: я куплю тебе билет домой, посажу на поезд. Дам денег, чтобы…

Она снова помотала головой.

И тут раздалась какая-то мелодия, прилетевшая непонятно откуда. Олег Дмитриевич достал из кармана мобильный и поднес его к уху.

– Слушаю…

Он молчал, но его лицо менялось – оно становилось все напряженнее.

– Дождитесь врачей, а я постараюсь скоро подъехать… Постараюсь минут через сорок-пятьдесят.

Он убрал аппаратик обратно в карман, посмотрел на девушку, словно раздумывал, что с ней делать, а потом произнес:

– Уходим быстро!

Тут же достал из кармана бумажник, вытащил из него купюру и положил на стол, придавив солонкой. Эта была банкнота в двадцать долларов!