Там, помимо матери, находилась еще тетя Ира с дочерью.

— Здравствуй, Толя, — кивнули они в унисон.

Он присел за стол, ему пододвинули кружку горячего чая, чашку с пряниками и дешевыми шоколадными конфетами. Взглянув на них, он кое-что вспомнил. Подняв принесенный с собой рюкзак, достал оттуда коробку с восточными сладостями.

— В аэропорту купил, думал, проголодаюсь, — прокомментировал он.

— На самолете летел?! — удивилась тетка, косо глянув на его мать.

— Да. Иначе не успел бы. Похороны завтра?

— Завтра.

— Угощайся, — пододвигая коробку к двоюродной сестре, предложил он. Та взяла рахат-лукум.

— Зубы вязнут, — прошепелявила она склеившимся от лакомства ртом.

— Билеты дорогие? — спросила тетя Ира.

— Не важно, в данном случае деньги значения не имеют, — ответил он и сделал глоток горячей жидкости. — А где отец, дядя Ваня?

— Дома сидят, технику караулят, — ответила тетка. Сестра взяла кружку с полки буфета, подпирающего стену. Набрав воды из-под крана, принялась полоскать рот.

— Перестань! Для этого есть ванная! — осадила ее мать Толика, в то время как тетя Ира даже бровью не повела.

— А что такого, все же свои!

— Иди в ванную! — настаивала женщина.

— Мам, успокойся, — попросил Толя, голова которого начала трещать.

— Вот и я говорю, — вмешалась тетка, — Тома, давай накапаю чего?

— Не надо, только в покое меня оставьте, очень прошу, — выходя из кухни, сказала женщина.

Толя допил чай и вышел. Он нашел мать на улице. В прохладной темноте она стояла у подъезда и курила. Увидев его, стряхнула пепел.

— Они решили меня с ума свести. Все из-за квартиры. Дележка началась.

— У нас есть где жить, — ответил парень, следя за тлеющим огоньком сигареты, чуть более тонкой, чем пальцы матери.

— А ты как?

— Не ругайся из-за квартиры ради меня. У меня есть деньги, и если все пойдет так, как я планирую, то мои доходы не станут меньше. Я думаю, что куплю что-нибудь в Подмосковье.

— Так хорошо платят? — удивилась мать.

— Не то слово, — ответил он, посмотрев в ночное небо, найдя созвездие Малой Медведицы. — В других фирмах в несколько раз меньше.

— Я с ними и не ругаюсь, — продолжила мать. — Но они не верят, что мне все равно. Еще боятся, что бабушка завещание на тебя написала.

— Я не хочу об этом говорить. Как она умерла?

— Я была у нее, когда она решила прилечь отдохнуть, — выпуская струйку ароматного дыма, ответила мать. — До того как закрыть веки, она сказала кое-что для тебя…

Толик напрягся, в груди зашевелилась змея нехорошего предчувствия.

— …Это звучит странно, но она сказала, чтобы ты был осторожнее в Москве. А потом ее глаза словно помутнели, голос как будто изменился. Тогда она сказала, что на твоем счету больше тысячи человек. Да-да, так и сказала. «На счету Толика больше тысячи человек, но место отступить есть…»

Он вспомнил нищенку у входа в метро, Генку, камень с запиской, разбивший окно. Все это промелькнуло перед его мысленным взором за секунду. Мать же докурила сигарету до фильтра, отбросила «бычок» в сторону мусорного вазона и сказала:

— Я очень удивилась и испугалась тогда, а сейчас понимаю, что у нее были предсмертные галлюцинации. Такое случается, я читала.

Мать задумалась, посмотрела на звезды. Толя обнял ее. Она заплакала:

— Почему она умерла? Ведь не было повода. Она была здорова… Для своих лет. Мне так тяжело сейчас. И ты где-то далеко. С тобой нельзя разговаривать каждый день, а отец… Ты же знаешь, — махнув рукой в сторону, всхлипнула она. — Он пьет. Сестра ополчилась на меня, и ее бескультурная дочь сводит меня с ума.

— Перестань. Я буду звонить каждый день, — попытался успокоить маму Толик.

— Куда?! У нас телефона нет!

— Я куплю тебе сотовый, — ответил он, прижав ее сильнее. «Опять началось. На моем счету больше тысячи человек? О чем это? Может, впрямь, предсмертные галлюцинации? Куда я могу отступить? Господи, что она имела в виду?» — подумал Толя.

2

Он бросил рюкзак около кровати.

— Ну, как?

А что еще спросить?

— Как в песне, закопали и забыли. Мать жалко, на нее там давят из-за квартиры, — ответил Толик.

— Наследство, — сказала Полина, присаживаясь на краешек кровати, наблюдая, как он снимает свитер, рубашку, расстегивает ремень джинсов.

— Давай, пожалуйста, не будем об этом говорить. Все жутко неприятно. А главное, что еще целых шесть месяцев ждать, пока откроется дело по наследованию. Шесть месяцев неясности. Я матери сказал, чтобы не конфликтовала, пусть все заберут. Я себе пару старых фотографий, еще прошлого века, взял.

— Покажешь? — попросила Полина, поднимаясь, подходя к нему.

— Позже, — стягивая джинсы, ответил он.

Она обняла его, оставшегося стоять в синих трусах-плавках и серых носках. Они поцеловались. Просеменили к кровати, рухнули на матрац. Лаская ее шею, Толя расстегивал пуговки, стягивал с нее рубашку. Он то закрывал глаза, то открывал, поэтому не сразу заметил, а обратив внимание, остановился и спросил:

— Что это?

Она открыла глаза, посмотрев на запястье правой руки, черневшее синяком.

— Не знаю. Я такая неуклюжая, а кожа у меня чувствительная, вот и хожу постоянно как побитая собака, — слишком быстро ответила она, встала с кровати и начала застегивать пуговицы.

— Ударилась? Ты куда? — спросил он.

— Чай поставлю. Ты ведь голоден, — торопливо причесав пятерней волосы, ответила женщина.

— Я голоден, но в другом понятии слова «голод», — вставая, подначивал Толик.

— Позже. Там все выкипит и подгорит. Я потом сковороду не ототру.

— Выключай огонь и возвращайся, — попросил он, глянув на синяк на ее запястье.

Она поймала его взгляд, чуть дернула плечами и пошла на кухню. Ей не хотелось его огорчать, не хотелось, чтобы он видел ее тело при ярком свете, тогда он заметит еще следы и в просто «ударилась» не поверит.

Толя откинулся на подушки. Ткань пахла ею. В это мгновение он понял, как сильно соскучился. Ее стремительному бегству из постели он значения не придал, потому что вспомнил, как стоял, обжигаемый солнцем, на кладбище посреди толпы приглашенных знакомых, друзей и родных, а четверо поддатых мужиков опускали гроб в свежевырытую яму. Тогда, наблюдая черные кляксы ворон в небе, он подумал: «На моем счету больше тысячи смертей». Эта мысль тут же ушла, но вот она снова всплыла в его голове. «На моем счету более тысячи смертей. Предсмертные слова только забивают мозг да нагоняют страха. А может! Черт! Точно! Возможно, бабушка имела в виду более тысячи рублей на счету в банке, открытом ею на мое имя? Но при чем здесь люди и возможность отступить? Что-то не клеится», — рассуждал Толя, глядя в потолок и слушая, как свистит закипевший чайник, как Полина снимает его с плиты, наливает кипяток в заварник.