Знания смольнянок — среди них преобладали девочки из семей, сохранивших широкие связи, — были неглубоки и поверхностны. Позже при институте было создано «Училище для воспитания мещанских малолетних девушек». От них ожидалась ни больше ни меньше как закладка основ образования в дворянской семье того времени:

Смольный институт положил начало женскому образованию в России. С 1789 г. юные дворянки могли также обучаться в так называемых Екатерининских институтах в Петербурге и Москве, куда принимали девочек постарше. С 1812 г. открыл двери для воспитанниц Институт благородных девиц в Харькове.[396] К помощи Смольного и других институтов прибегали родители барышень из малообеспеченных дворянских семей, видевшие в обучении светским манерам — по Грибоедову, «и танцам, и пенью, и нежности, и вздохам» — залог удачного замужества и счастья своих дочерей.

С 1749 г. сначала в столице, а затем и в других городах стали возникать частные пансионы,[397] ставшие альтернативной институтам формой женского образования. На рубеже столетий их было несколько десятков в Петербурге, десять с лишним в Москве и несколько — в провинции.[398] Пансионы, как правило, открывались иностранцами и иностранками (иногда это были муж и жена).[399] Девочек обучали в одних из них «по-немецки и по-французски, шитью и домостроительству», в других — «домосодержанию и что к тому принадлежит», «шитью и мытью кружев», «шить и вязать», «показывая при том благородные поступки, пристойные к их (девиц. — Н. П.) природе» — чтобы сделать из них «добропорядочных жен и матерей семейств».[400] Эти цели в особенности преследовали учебные заведения для мещан (например, Мещанское отделение Смольного института), где изучалось переводное сочинение И. Г. Капме «Отеческие советы моей дочери». В книге подчеркивалось, что «назначение женщины быть совершеннейшей швеей, ткачихой, чулочницей и кухаркой», что она должна «разделить свое существование между детской и кухней, погребом, амбаром, двором и садом», а «умственное образование» ей не так уж и нужно, поскольку оно может оказаться излишним.[401]

За представительницами непривилегированных социальных слоев права на образование не признавалось. Рассчитывать на него могли лишь дворовые девушки. «Учреждения и уставы, касающиеся до воспитания и обучения в России юношества обоего пола», изданные в 1774 г., предусматривали обучение дворовых, чтобы «они умели нянчить барских детей», не портить их «своею грубостью и пороками». Правда, с 1786 г. специальный указ позволил принимать девочек из непривилегированных сословий в так называемые народные училища,[402] но происходило это нечасто. Посылать девочек в школы — согласно традиции и консервативным обычаям — считалось «непристойным».[403]

Третьим — и самым распространенным — видом женского образования было семейное, домашнее. Даже в крестьянской среде в XVIII в. попадались грамотеи, обучавшие дома детей, в том числе девочек, чтению и письму. Мемуаристы XIX в. приводят примеры того, что женщины иной раз были готовы отказаться «от сарафана к Рождеству», чтобы «были деньги на псалтырь». Однако каких-либо сведений о том, как обучались девочки из среды непривилегированных сословий грамоте, найти не удалось.[404]

Дворянские источники личного происхождения, напротив, дают богатейший материал по истории домашнего женского образования. Они позволяют проследить, как изменились за две трети XVIII столетия образовательно-воспитательные воззрения, как трансформировались ценностные ориентации матерей в семьях привилегированного сословия и как они, в свою очередь, повлияли на жизненные модели самих матерей и их детей.

Прежде всего, обращает на себя внимание обнаружившееся примерно во второй трети XVIII в. рациональное стремление родителей не просто вырастить ребенка — уберечь от болезней, сохранить здоровье, «напитать», как то было характерно для крестьян («Мать подкладывает ему (ребенку) всегда хлеба и при удобном случае под подушку на ночь кладет ломоть, чтобы ребенок поел утром, так как он просить не посмеет…»),[405] но и дать образование. Забота об образовании детей — и мальчиков, и девочек — стала быстро превращаться в веление времени. «Надобно отдать справедливость здешним родителям, — полагал камер-юнкер Ф. В. Берхгольц. — Они не щадят ничего для образования детей своих. Вот почему и смотришь с удивлением на большие перемены, совершившиеся в России в столь короткое время…»[406]