Но то была только одна часть правды, другая, еще более страшная для Старикова, вскоре стала известна Махотину. В руки контрразведчиков попали архивы финской спецслужбы, и перед ними открылся матерый агент противника «Сергей» — Стариков. После сдачи в плен он инициативно предложил свои услуги разведке и был направлен на учебу в разведывательно-диверсионную школу в Петрозаводске. После ее окончания в составе специального отряда его перебросили в район Мурманска для проведения разведки и осуществления диверсий на железной дороге. По возвращении Стариков в качестве вербовщика ездил по лагерям и склонял военнопленных к сотрудничеству с финской разведкой. Только в одном Паркинском лагере «Сергей» — Стариков завербовал 22 человека. Последнее задание — под видом военнопленного внедриться в ряды Красной армии — выполнить ему не удалось.

Число таких, как Стариков и Зардыньш, стремительно росло. Этому способствовали захваченные контрразведчиками архивы абвера и «Цеппелина», а также перевербованные агенты-опознаватели. Спасая свою шкуру, они выискивали предателей, пытавшихся затеряться среди бывших советских военнослужащих. Главным же итогом фильтрационной работы органов Смерш были не они, а миллионы советских граждан, находившихся в плену, которым возвратили честное имя. В докладных записках им отводилось всего несколько строчек: «Подлежит передаче командованию»; «Подлежит возвращению на Родину». Но от этого значение труда сотрудников контрразведки не становится меньше.

Вместе с тем на этом сложнейшем и ответственнейшем участке контрразведывательной деятельности органам Смерш не удалось избежать серьезных ошибок, когда невиновные люди, на которых пала тень подозрения, отправлялись теперь уже в советские лагеря. В одних случаях это было следствием того, что огромные людские потоки буквально захлестывали СПП, ПФП, и сотрудники контрразведки вынуждены были поверхностно подходить к фильтрации, в других — их непрофессионализм и бюрократизм. Негативное влияние на качество проверки оказывало и то, что на СПП и ПФП часто направлялись малоопытные работники. Вчерашние лейтенанты, только что покинувшие блиндажи на передовой и не понаслышке знавшие о зверствах фашистов, с понятным недоверием, а зачастую враждебно относились к тем, кто не один год провел в концлагере, работал на заводах в Германии, но остался жив.

Поэтому сама по себе информация других бывших заключенных о том, что проверяемого видели в штабном лагерном бараке или он принимал участие в восстановлении боевой техники противника, для неопытного оперативного работника служила основанием для различных обвинений и последующего направления в спецлагерь на территории СССР. В руководстве Смерш владели ситуацией, и потому фильтрационная работа продолжалась в стационарных лагерях. В ходе ее проведения значительная часть бывших советских военнопленных выходила на свободу.

Так, в июне 1943 г. с армейских СПП Северо-Кавказского фронта в Краснодарский и Георгиевский спецлагеря № 205 и 261 поступил 891 военнопленный. В процессе последующей углубленной оперативной проработки в краснодарском лагере необоснованные подозрения были сняты с 261 человека, в Георгиевском — с 123 человек. Всех их отправили на комплектование частей действующей армии.

Об этих недоработках информация поступала во 2-й отдел ГУКР НКО Смерш. На основании ее подчиненные Карташова готовили ежемесячные обзоры «О результатах проверки и агентурно-оперативной работы среди бывших военнослужащих Красной армии» и направляли на места. В них содержался анализ наиболее характерных недостатков, которые допускались при проведении фильтрационной работы, когда «за цифровыми показателями упускалось главное — выявление шпионов и предателей», а также предлагались рекомендации по ее совершенствованию.

В одном из таких обзоров «О состоянии агентурно-оперативной работы ОКР Смерш Краснодарского спецлагеря [№] 205» отмечалось: «Несмотря на то что за период с апреля по ноябрь 1943 г. отделом арестовывалось 138 [человек], в том числе 73 по подозрению в шпионаже, ни по одному из них не была доказана их враждебная деятельность».

Основную причину подобного положения дел руководство Главного управления видело в формальном подходе руководителей и оперсостава отдела Смерш спецлагеря № 205 к оценке поступающей информации и «…крайне низком уровне организации агентурной разработки находящихся в производстве дел».

Попытки заместителя начальника отдела Смерш лагеря капитана Афанасьева оправдать свою бездеятельность тем, что «…с момента прибытия в г. Краснодар 17 апреля и развертывания отдел необходимыми помещениями и средствами для работы не был обеспечен. Все семь комнат разрушены, и мебели нет никакой, негде хранить секретные документы. Совершенно нет бумаги. И только 30 апреля лагерь выделил отделу 5 кг бумаги и одну пишущую машинку», вызвали справедливый гнев у заместителя Абакумова П. Мешика.

На докладной Афанасьева «Об итогах агентурно-следственной работы отдела за апрель 1943 г.» стоит размашистая резолюция генерала Мешика:

«Аппарат лагеря в 19 человек бездельничает! За 12 дней при наличии 19 оперработников проверить всего 90

человек — просто преступление!!!»

Вслед за этим последовали оргвыводы. В мае на смену Афанасьеву прибыл новый начальник ОКР Смерш. Также оперативно через начальника Управления НКВД по делам военнопленных и интернированных генерал-майора И. Петрова были решены все административно-хозяйственные вопросы.

Наряду с объективными трудностями на качество и оперативность фильтрационной работы негативно влияли нераспорядительность и халатность лагерной администрации. В связи с острой нехваткой квалифицированных кадров в ее состав нередко зачислялись случайные лица. В их числе оказывались бывшие советские военнослужащие, воевавшие на стороне противника (в 205-м спецлагере таковых оказалось семь человек), а также аморальные и склонные к стяжательству типы.

Как следствие, в отдельных лагерях на почве «…беспробудного пьянства и использования спецконтингента на незаконных работах» происходило разложение администрации. Целые команды бывших советских военнослужащих вместо того, чтобы быть направленными в действующую армию, трудились на «новых бауэров». Этим пользовались агенты гитлеровских спецслужб и военные преступники. Они, почувствовав за своей спиной холодное дыхание контрразведчиков, совершали побеги. В течение весны — лета 1943 г. из краснодарского спецлагеря № 205 скрылись 17 человек, подозревавшихся в совершении тяжких преступлений.

В этой связи ОКР Смерш по лагерям приходилось тратить немалые усилия на организацию агентурно-оперативной работы среди лагерной администрации и принятие ею надлежащих организационных мер по обеспечению необходимых условий для проведения фильтрационной работы. Только по одному краснодарскому спецлагерю № 205 с 3 июня по 31 декабря 1943 г. из отдела Смерш в Главк было направлено четыре спецсообщения: «О неудовлетворительном состоянии режима и охраны лагеря», «О морально-бытовом разложении руководящего состава спецлагеря № 205» и т. п.

В спецсообщениях приводились вопиющие факты нарушений, когда начальник лагеря и его заместители по охране и режиму, по политической, хозяйственной части и «…примкнувший к ним прокурор лагеря связаны между собой систематическим пьянством, носящим характер группового разложения и преступлений по службе». Далее сообщались конкретные примеры присвоения этими должностными лицами материальных средств, поступающих на нужды лагеря, факты «сдачи в аренду» бывших советских военнослужащих руководителям местных колхозов и организаций, а также использования их на личном подворье или в качестве слуг.