И вправду притерлись. Но не у всех. После сельцовского курса молодого бойца по собственному желанию из училища ушел добрый десяток человек. Не выдержали нагрузок. Что ж, значит, ребята сели не в ту лодку.

Однако и после окончания курса молодого бойца не стало легче. Пошли первые парашютные прыжки. А ведь, как известно, для десантной подготовки не каждый, даже самый здоровый, подходит. Так было и у них на курсе. Покидали ребята училище и после первых прыжков.

У Вячеслава были свои трудности. В родном Синельниково из самолетов он видел только «кукурузники», да и то издали, а уж о парашюте слышал только теоретически.

Самым трудным оказался третий прыжок. К дверям Бочаров, почитай, гнал себя силой. И только после шестого прыжка вздохнул свободно, почувствовал — это его.

Курс, надо признаться, у них был знатный. И прежде всего знатный командирами. Взводный — лейтенант Юрий Попов, будущий генерал-майор, потом депутат Мосгордумы. В соседней роте взводом командовал Александр Лебедь, командиром роты служил Павел Грачев.

Первый курс пролетел быстро, а в начале второго на построении объявили, что несколько сержантов приказом начальника училища от должностей отстранены, и на их место назначены… Ротный назвал фамилии, и среди них — курсанта Бочарова.

Вот этого, откровенно говоря, он никак не ожидал. Пришлось с левого фланга, где он обычно находился из-за своего далеко не высокого роста, перейти в голову отделения. Но это, пожалуй, оказалось самым легким — просто стать впереди своих товарищей. А вот как быть впереди? Вопрос.

Теперь у него в подчинении — девять человек. Ребята непростые, каждый со своим характером, амбициями. Вот тогда-то он и понял, что значит руководить своими товарищами — посылать убирать туалет, когда все смотрят телевизор, или разгружать уголь в котельной.

Так он постигал нелегкую командирскую науку.

В 1976 году, после окончания 3‑го курса, их всех послали на стажировку в Прибалтику, в 44‑ю учебную воздушнодесантную дивизию. Сержант Бочаров стажировался в разведроте. Там впервые почувствовал: кое-что знает и умеет.

Ему, курсанту-третьекурснику, полностью доверяли проводить занятия. Если по расписанию должна быть тактика, он проводил тактику. Шел в парк, получал боевые машины десанта, выводил их на тактическое поле и организовывал занятие по теме «Действия воздушно-десантного взвода в наступлении».

Езди выпадали занятия по огневой подготовке, он руководил стрельбой на своем участке. И это была обычная практика в те годы.

Однако через 15 лет, когда он уже возглавлял штаб парашютно-десантного полка, к проведению занятий не допускали не только курсантов, но и лейтенантов — выпускников его родного Рязанского училища ВДВ. Для начала им устраивали месячные сборы, и только потом они получали добро на самостоятельное проведение занятий.

Справедливости ради надо сказать, что стажировка — это не самый сложный экзамен, который устроила судьба для их курсантского батальона.

В мае того же 1976 года при десантировании из самолета Ил‑76 разбились четверо ребят-курсантов. Двое из их роты, двое — из соседней. Они были уже не зеленые первокурсники, многое умели, но обстоятельства порою бывают сильнее нас.

В тот день ничто не предвещало беду. Погода стояла вполне обычная для прыжков, штормового предупреждения не было. Первые курсанты прыгнули, спуск шел нормально, но у самой земли неожиданно налетел ветер. Порыв был столь мощным, а парашютистов с такой скоростью тащило по земле, что их не могли догнать на автомобиле ГАЗ‑66.

Бочаров все видел, он в этот момент уже подлетал к земле и, к счастью, успел среагировать. Расстегнул, как учили, грудные, ножные обхваты и, едва коснувшись почвы, сумел освободиться от парашюта. И тут же бросился помогать своим товарищам гасить купола.

Погибших похоронили, а в учебный центр приехал командующий воздушно-десантными войсками легендарный генерал Маргелов. Собрали всех, кто совершал прыжки в тот день.

«Дядя Вася», как звали командующего в войсках, пристально вглядывался в лица курсантов. Попыхивая своей традиционной «беломориной», спросил: «Как настроение, орлы?». В ответ услышал то, что ожидал услышать: «Все нормально, товарищ командующий».

И тогда Маргелов заговорил с присущей ему грубой прямолинейностью. Он не стеснялся в выражениях, и смысл речи сводился к одному: десантник — мужчина, боец, и никакие трудности не должны его сломить. Даже такая трагедия, как гибель товарищей.

А они и не собирались ломаться. Бочаров знал настроения ребят, например, в своей роте. Да, смерть однокурсников на твоих глазах — тяжелейший удар, но никто, ни один человек не написал рапорт об уходе из училища. Да и конкурс летом того же года при поступлении в Рязанское десантное меньше не стал.

В 1977‑ом состоялся их выпуск. В ту пору настроения десантников были таковы: подавляющее большинство молодых лейтенантов желало начинать службу там, где труднее. Вячеслав Бочаров наметил себе два места — либо Кировабад, либо Каунас. Почему именно эти места? Да потому, что всем известно: Кировабад — район тяжелый, прежде всего условиями жизни и службы, а в Каунасе дислоцировалась воздушно-десантная дивизия, которая входила в состав войск Варшавского Договора. Тут уж если учения, так учения — широкомасштабные, максимально приближенные к боевым. Поднимают в Каунасе, а десантируют в Германии.

Сержант Бочаров имел право на выбор места службы — учился отлично, был младшим командиром, участвовал в общественной жизни. Но случилось то, что часто случается в армии, — право его осталось нереализованным.

Начальник отдела кадров Жук (Вячеслав до сих пор помнит эту фамилию), выслушав сержанта, отрезал: «Вы поедете командиром взвода — преподавателем в школу прапорщиков. Решение принято, обсуждению не подлежит».

Так лейтенант Бочаров попрощался с мечтой о Кировабаде или хотя бы о Каунасе. Службу пришлось начинать, где приказала Родина, — в Литве, в Гайжунае. Школа прапорщиков воздушно-десантных войск располагалась именно там.

* * *

В первый день, после личного знакомства со взводом, Вячеслав Алексеевич надолго задержался в канцелярии роты. Он был еще холост, дома его никто не ждал. Да и дома, собственно, не существовало. Определили его в гарнизонную гостиницу, в одну комнату вместе с таким же лейтенантом — корреспондентом из дивизионной газеты.

Так что спешить было некуда, и комвзвода Бочаров листал личные дела своих подчиненных, будущих прапорщиков.

В их школе, насколько он успел разобраться, по штату две роты. Одна готовила старшин — командиров взводов, другая — инструкторов парашютистов и старших техников рот. Его назначили обучать и командовать старшинами — командирами взводов. Срок обучения 6 месяцев.

Вот это и смущало молодого комвзвода. Ведь в случае войны прапорщик, которого Бочарову предстояло подготовить за полгода, получал под свою команду парашютнодесантный взвод. Стало быть, за несколько месяцев надо научить будущего прапора тому, чему его самого учили в военном училище четыре года. Да еще в каком училище — лучшем в стране!