— Знаешь, мне кажется, Руди… — сказала Мария, — ты сам наносишь себе какой-то страшный вред.

— Ницше, наверное, тоже не раз так говорили.

— А он не слушал, поэтому с ним все так плохо закончилось.

— Точно. Я тебе сейчас объясню, и ты поймешь, что все это было делом рук Гитлера. Итак, лето тысяча восемьсот восемьдесят восьмого. Туча набегает на солнце, он откладывает в сторону материалы для «Воли к власти» и в течение нескольких месяцев пишет в черепашьем темпе ряд работ, по которым можно проследить разрушение его разума. Главный антисемит Вагнер получает по первое число, Ницше произносит такие фразы, как, например: «Я бы, глазом не моргнув, отдал приказ расстрелять всех антисемитов». А в своем автобиографическом очерке «Ессе homo» он говорит, что все великие писатели, собравшись вместе, не могли бы написать даже одной речи его «Заратустры». Себя он видит пришедшим на место умершего Бога и собирается ввести новое летосчисление, с каждым разом его гигантомания все растет, он подписывается то «Дионис», то «Распятый», то «Антихрист» и в последних своих заметках, датированных январем тысяча восемьсот восемьдесят девятого года, выражает готовность править миром. И после этого его разум окончательно окутывает мрак. Когда в Турине он однажды проходит мимо того места, откуда отправляются экипажи, точно такого же, как здесь через дорогу, он видит кучера, немилосердно стегающего хлыстом свою старую лошадь, — и вот этот ниспровергатель сочувствия бросается к ней, рьщая, в слезах обнимает за шею…

Гертер на несколько секунд умолк, ощутив, что его глаза снова наполняются слезами. Мария встала, бросила взгляд в сторону экипажей, выстроившихся на площади в ряд, и присела рядом с ним на кровать. Она молча положила свою руку ему на запястье. Он немного откашлялся и продолжал:

— Фамилия директора психиатрической клиники, куда поместили философа, была доктор Вилле.[17]

— Это ведь тоже случайность.

— Да, случайность. И таких случайностей немало. По мнению доктора Вилле и всех остальных лечивших его врачей, пациент страдал прогрессирующим постсифилитическим параличом.

— И? — с сомнением протянула Мария.

Он посмотрел на нее. Диктофон, зажатый в его руке, чуть-чуть задрожал.

— Тебе известна дата рождения Гитлера?

— Конечно, нет.

— Двадцатое апреля тысяча восемьсот восемьдесят девятого года. — Гертер сел на кровати. — Ты понимаешь, что это значит?

Когда Мария молча вопросительно подняла брови, он сам ответил:

— То, что зачат он был в июле тысяча восемьсот восемьдесят восьмого — ровно в тот месяц, когда началось разрушение личности Ницше. А когда через девять месяцев он родился, Фридриха Ницше больше не было. Мозг, породивший все эти мысли, был разрушен за месяцы, в течение которых формировался их персонифицированный, вернее, деперсонифицированный зародыш. Это и есть мое онтологическое доказательство бытия Ничто.

Рот Марии чуть приоткрылся.

— Руди, ты ведь не настолько рехнулся, чтобы в самом деле…

— Да, я рехнулся. Имя аннигиляции Ницше не прогрессирующий паралич, а Адольф Гитлер.

Мария смотрела на него, онемев от удивления.

— Я начинаю опасаться за твой рассудок. Ведь все это не больше чем случайность!

— Вот как? И когда же прекратятся все эти случайности? Если, бросая игральную кость, сто раз подряд выкинуть шестерку, это тоже будет всего лишь случайность? Строго говоря, да, потому что ни один бросок никак не связан с предыдущими; и тем не менее никогда прежде ничего подобного не происходило. Можно спокойно дать голову на отсечение, утверждая, что с игральной костью что-то случилось. Смотри сама. С одной стороны Ницше, пророчески предсказавший то, что я назвал, с другой — Гитлер, все это воплотивший. За несколько дней до своего помешательства — когда зародышу Гитлеру шел шестой месяц — Ницше прямым текстом заявил, что ему известна его собственная судьба: его имя будут связывать с чем-то чудовищным, с неким кризисом, каких еще не бывало на земле, с глубочайшим конфликтом совести, с решением, принятым против всего, во что прежде верили, соблюдали и почитали святым. Никто тогда не понял, о чем идет речь, но теперь-то мы это знаем. Ведь именно Гитлер воплотил предначертанное «чудовищное решение»: его основной маниакальной идеей, оказывается, было Endlosung der Judenfrage[18]— физическое уничтожение евреев, первым этим им угрожал Вагнер, за что его так невзлюбил Ницше. От одного из его друзей юности нам, впрочем, известно, что будущий убийца народов назубок знал антисемитсткие воззвания Вагнера. Ницше он в юности тоже читал, но от разговоров со своим другом на эту тему этот неугомонный болтун красноречиво воздерживался, конечно же потому, что они его слишком задевали. Впрочем, он не слишком увлекался философией и литературой, его страстью были архитектура и музыкальный театр, в первую очередь вагнеровский, причем в основном декорации и постановка. Только Ницше был в той же степени, что и он, хотя и несколько по-иному, одержим Вагнером. Он тоже хотел править миром, мечтал о введении нового летосчисления и так далее и тому подобное — этот ряд я мог бы продолжать. С приходом в мир Гитлера мания величия и страхи Ницше реализовались от А до Я, все сошлось тютелька в тютельку. Когда, уже став рейхсканцлером, Гитлер навещает сестру Ницше в Веймаре, с ним происходит мистический случай: как он сам потом рассказывал, он вдруг увидел ожившим ее покойного брата и явственно услышал его голос. И что же, такое точное совпадение во времени зарождения Гитлера и гибели Ницше тоже считать случайностью? Случайно ли оба они дожили до одних и тех же лет, до пятидесяти шести? Случайно ли, что безумие Ницше длилось ровно двенадцать лет, столько же, сколько и диктатура Гитлера?

Мария подняла вверх обе руки:

— Но как? Как ты это объяснишь? Как поверить, что ребенок в животе австрийской женщины каким-то образом связан с душевным состоянием незнакомого ей мужчины в Италии? Согласись, что это уже слишком!

— Да, слишком, — подтвердил Гертер, решительно кивая головой, — и тем не менее это так. Смотри сама. Произошло чудо в гротескном масштабе. Никогда он не был невинным новорожденным грудничком, будучи даже ничтожным зародышем, он уже был убийцей; в известном смысле он остался вовек нерожденным, сеющим смерть.

Мария, услышав эти слова, едва не закричала:

— Но как, Руди? Господи, как? Как был поставлен фокус с игральной костью? Похоже на то, ты сошел с ума. Что там сегодня днем произошло в гостях у этих двух стариков? Приди наконец в себя!

— Я только этим и занят, только этим и занят. Но не для того, чтобы свести все к банальной случайности и затем пожать плечами и отвернуться; но чтобы к чему-то прийти, ибо речь идет не о банальности, черт побери! Ты хоть понимаешь, о чем сейчас речь? Мы говорим о худшем из худшего. Единственное, что мне пришло в голову, так это то, что в случае с Гитлером мы имеем дело с природным гала-явлением, сравнимым разве что с падением гигантского метеорита в меловой период, положившим конец эпохе динозавров. С той разницей, что происхождение Гитлера не внеземное, а внебытийное: он был порождением Ничто.