Просчитать последствия своего легкомысленно «развязавшегося» языка Коммту не мог. В конце концов, он был всего-навсего лишь посредником.

* * *

Когда они вежливо, но крайне холодно попрощались, Шариф Омер еще долго не мог найти себе места. Он был не просто разгневан. Он был взбешен, как, пожалуй, никогда ранее! Встреча с Дэном Коммту совершенно сорвала его с тормозов. Омер постоянно проигрывал ее в уме, с того самого момента, как этот надутый, самовлюбленный индюк, так сказать, негласный посланец столь же негласного покровителя, нагло выпил несколько чашек кофе за его счет и довольный удалился в свой роскошный номер. Кстати, номер тоже оплатил сам Омер.

Только следующим утром в стремительном «Гольфстриме», уносящем его через Париж и Нью-Йорк на любимый берег Флориды, Омер немного успокоился. Хотя время от времени, словно волны распростертого далеко внизу Атлантического океана, на него вновь и вновь накатывались приступы бешенства.

Попав наконец «домой», на узкую полоску земли, именуемую Майами-Бич, и любуясь привычным видом на океан из окон своих постоянных апартаментов в «Шератон-отеле», он сумел убедить себя, что далеко не все потеряно. Эти люди захотели войны? Так он готов.

Как обычно, Омер был вспыльчив и беспощаден в гневе. Но ни то ни другое не слепило ему глаза, не лишало умения сосредоточиться и трезво осмыслить ситуацию, если она того требовала. Он и Соединенные Штаты выбрал не случайно в качестве основного места пребывания, хотя любой его отель был готов в любую минуту принять своего хозяина. Шариф не без оснований полагал, что охотники меньше всего станут искать волка в собственной охотничьей хижине.

По странному стечению обстоятельств, Америка была для него именно такой хижиной. Хотя для всего остального «Братства Аллаха» она оставалась врагом номер один.

В своих родных краях, в Сирии, да и соседних арабских странах Омер, чтобы сохранять дистанцию с соотечественниками, как правило, носил европейскую одежду. Зато в Америке неизменно появлялся на людях в надушенном дорогими духами белом балахоне, выделяющем состоятельных арабов из общей массы себе подобных. Никому здесь и в голову не приходило пытаться проникнуть в другую, тайную, жизнь удачливого владельца сети роскошных отелей, богатство и вызывающий национальный колорит которого служили надежным прикрытием.

Пожалуй, только Миган и знал об этой его второй жизни и, как мог, даже пытался управлять ею.

Вид моря, яхта на горизонте его приятно успокаивали. Иначе он не вернулся бы мыслями к Надии. Мудрая, красивая женщина. Давно он ее не навещал, а сейчас было бы весьма кстати. Можно остудить разгоряченный ум, довериться эмоциям. Женщины для того и нужны. Позвонить ей, предупредить? Еще чего не хватало! Она должна быть готова к его приходу в любое время. Как все, кого он содержит в различных городах и странах. Содержит по высшему разряду и при этом не надоедает визитами. Но Надия не все, она другая. Она всегда действительно рада его видеть.

Больше не раздумывая, Омер спустился в паркинг и сел за руль. Он никогда не посвящал ни водителя, ни даже личную охрану в свои интимные дела. Такая женщина, как Надия, – это и так всегда дополнительные проблемы. Так зачем создавать их себе еще больше?

Роскошный особняк Надии в трех кварталах от отеля был празднично освещен, а сама она встретила его так, будто ждала с самого утра. Девушка ничуть не удивилась его визиту и грациозно, как и подобает восточной красавице, скромно обняла за шею, уложив голову Омеру на грудь. Драгоценности сверкали на ней, переливаясь разноцветными бликами, подчеркивая главный бриллиант, каковым, естественно, была она сама.

Как она угадала, что он в Майами? Не переигрывает ли? Спросишь – скажет, чувствовала душой. Приятный, но коварный ответ – пойми тут, вправду ли чувствовала?

– Как я счастлива, мой господин, видеть тебя.

– Здравствуй, моя черноокая луна!

Шариф когда-то считался большим поклонником восточной поэзии, хотя для «Братства Аллаха» это не имело ровным счетом никакого значения. Другое дело – Надия. Она уж точно была воплощением женщины, которая любит ушами.

– Я уже потеряла всякую надежду, что ты заглянешь. Теперь солнце будет светить мне не только днем, но и ночью.

– Это ты мне светишь как солнце, где бы я ни находился.

– Но теперь ты наконец здесь, и я счастлива. Я ведь знаю, у тебя так много неотложных дел.

«Дел действительно по горло», – подумал Омер и решил не терять времени на сантименты. Он обнял послушную Надию, ощутил ее неповторимый аромат и бережно повел девушку в убранную в восточном стиле спальню. Ему не терпелось, сорвать с нее провоцирующий арабский наряд, чтобы любоваться совершенными смуглыми формами.

Омер бережно поцеловал ее в широкий нежный лоб и начал постепенно, пядь за пядью, подбираться к вожделенному, растягивая радость обнажения и открытия. Надия подчинялась, с трудом сдерживая дыхание и наполняясь нерастраченной страстью. В какой-то момент она не выдержала, вытянулась навстречу его горячим рукам и скинула шелковый халат. Он вновь увидел ее небольшую красивую грудь, с широкими коричневыми кругами вокруг сосков и припал к ним жадными губами.

Омер плавно уложил ее на спину, а сам встал на колени и попытался прижаться к ее чувственному рту. Она невольно увернулась, но он только этого и дожидался. Ему доставляло неописуемое наслаждение заставить восточную женщину, закомплексованную вековыми запретами, переступить через себя, через условные нравственные барьеры и делать то, что он пожелает.

Едва заметная дрожь пробежала по изогнутому телу Надии. Казалось, это душа ее содрогнулась. Он ощутил легкое обволакивающее прикосновение ее губ к своей истосковавшейся по интимной ласке плоти и закатил глаза.

Она не сомневается в том, что хорошо исполнила его желания и теперь вправе претендовать на определенную крупицу независимости и благодарности с его стороны. Ее голое, чуть влажное от испытанной страсти тело звало Шарифа к повторению мужских подвигов. Но он, как затравленный хищник, быстро вернулся в свое привычное состояние бдительности и настороженности.

– Тебя что-то волнует? – спросила Надия, отбросив витиеватые условности и больше не пытаясь прикрыть показной робостью свой острый ум.

– С чего ты взяла? – удивился Омер.

– Я слишком хорошо тебя изучила, дорогой, – ответила девушка, не отводя глаз.

– Ты многого не знаешь, – покровительственно сказал Омер.

– Я и не хочу знать всего. Просто вижу, тебя что-то пожирает изнутри, и мне совестно, что я счастлива, а у близкого человека проблемы. Не хочешь, не говори. Я давно смирилась с тем, что для меня у тебя оставлен лишь небольшой кусочек души. Даже не души, а плоти.

– Не говори так. Я очень тебя ценю и очень к тебе привязан.

– Ты не можешь быть привязан ни к чему, даже к своей семье. Ты постоянно на взводе, как винтовка, которая готова выстрелить в любую минуту. Просто я подумала, что смогу тебя поддержать. Нельзя же воспринимать женщину только как постельную принадлежность.