Кордт снова опустился на стул. На вид ему сейчас можно было дать пятьдесят вместо тридцати пяти. Он снял очки, закрыл глаза и помассировал веки большим и указательным пальцем.

– Мюнхенская конференция – это локомотив, который никто не остановит, – пробормотал он. – По моему мнению, не стоит и пытаться. – Кордт снова надел очки и посмотрел на Хартманна. Глаза у него были красными от утомления. – С другой стороны, даже если мы не можем воспрепятствовать ей, явно не помешает установить контакт с лицом, которое видится с Чемберленом каждый день. Потому что в одном мы можем быть уверены: сегодня еще не конец этому процессу. Исходя из наших знаний о Гитлере, Судетенланд – это только начало. Будут другие кризисы и, вероятно, новые шансы. Так давайте посмотрим, Пауль, что у вас получится. Но мне кажется, вам по меньшей мере следует рассказать нам о том, что именно вы собираетесь передать англичанам. Думаю, мы этого заслуживаем.

– Мне очень жаль, но нет. Быть может, по возвращении, при согласии моего источника, я вам все покажу. Но пока, ради вашей собственной безопасности, так же как и его, лучше вам не знать.

Снова воцарилось молчание.

– Если мы намерены сделать попытку, не стоит терять времени, – сказал наконец Остер. – Я возвращаюсь на Тирпицуфер[16] и попробую установить контакт с британцами. Эрих, вы сумеете отправить Хартманна на конференцию?

– Не уверен. Но попробую.

– Не могли бы вы поговорить с Риббентропом?

– Господи, только не это! Это последний человек, к которому я обращусь. Он сразу проникнется подозрениями. Если на кого уповать, так это на Вайцзеккера. Ему нравится угождать и нашим и вашим. Пойду и поговорю с ним. – Он повернулся к Паулю. – Вам тоже лучше идти.

– Наверное, нам стоит выходить порознь, – предположил Остер.

– Нет, – возразил Кордт. – Помните: мы всего лишь проводим неофициальное межведомственное совещание. Будет более естественно, если мы выйдем все вместе.

У двери Остер увлек Хартманна в сторону.

– При вас имеется оружие, как я полагаю? – спросил он вполголоса, чтобы остальные не слышали. – Мне нужно вернуть его в арсенал абвера.

– Если не возражаете, – ответил Пауль, не опустив взгляда, – я предпочел бы оставить пистолет при себе.

Хартманн и Кордт вместе вышли из здания и в молчании пересекли Вильгельмштрассе, направляясь в Министерство иностранных дел. Сияло солнце, ощутимая легкость была разлита в воздухе. Она читалась на лицах сотрудников правительственных учреждений, идущих домой после рабочего дня. Люди даже смеялись. Впервые с тех пор, как две с лишним недели назад разразился чехословацкий кризис, Хартманн наблюдал на улицах столь естественное поведение.

Во внешнем кабинете статс-секретаря все три секретарши, включая фрау Винтер, склонились над своими машинками. Чтобы перекрыть производимый ими шум, Кордту пришлось повысить голос:

– Нам нужно зайти к барону фон Вайцзеккеру.

Фрау Винтер подняла голову:

– У него английский и французский послы.

– И тем не менее, фрау Винтер, дело неотложное, – сказал Кордт.

Женщина посмотрела на Хартманна. Лицо ее хранило выражение полного безразличия. Пауль восхищался ее самообладанием. Ему вдруг представилось, как она нагая лежит в постели и ждет его: длинные белые ноги, налитая грудь, отвердевшие соски…

– Хорошо.

Винтер легонько постучалась в дверь внутреннего кабинета и вошла. До Хартманна донесся звон бокалов, голоса, смех. Меньше чем через минуту появился сэр Невил Хендерсон с алой гвоздикой в петлице, а за ним – Франсуа-Понсе. У французского посла были черные усики, закрученные кверху. Вид у него был щегольской, фатоватый, как у актера из «Комеди Франсез». Поговаривали, что это был единственный из дипломатов, который на самом деле нравился Гитлеру. Послы вежливо кивнули Хартманну, затем обменялись рукопожатием с Кордтом.

– Какое облегчение, Кордт! – воскликнул Франсуа-Понсе, продолжая сжимать ладонь Кордта. – Величайшее облегчение! Я был с фюрером за несколько минут до его разговора с Аттолико. Когда он вернулся в комнату, то сказал буквально следующее: «Передайте своему правительству, что я отложил мобилизацию на двадцать четыре часа, пойдя навстречу пожеланию моего дорогого итальянского союзника». Только представьте: если бы коммунисты перерезали телефонную линию между Римом и Берлином этим утром, мы уже сейчас могли бы воевать! А вместо этого… – тут он обвел рукой комнату, – у нас еще остается шанс.

– Воистину это большое облегчение, ваше превосходительство, – ответил Кордт с легким поклоном.

В дверях появилась фрау Винтер:

– Статс-секретарь ждет вас.

Проходя мимо, Хартманн уловил ее аромат.

– Увидимся в Мюнхене, – крикнул им вслед Хендерсон. – Мы еще не закончили с этим делом.

На столе у Вайцзеккера стояла открытая бутылка шампанского. Он не стал утруждать себя гитлеровским приветствием.

– Господа, давайте прикончим эту бутылку.

Мастерски, не пролив ни капли, статс-секретарь наполнил три бокала, подвинул два Кордту и Хартманну и поднял свой.

– Как я сказал послам, тоста не предлагаю: не хочу искушать судьбу. Давайте просто насладимся моментом.

Пауль вежливо отхлебнул. На его вкус, шипучее вино было слишком сладким и игристым, похожим на ситро.

– Прошу, располагайтесь. – Вайцзеккер указал на софу и два кресла.

Его темно-синий полосатый костюм был скроен элегантно. Значок со свастикой в петлице играл в лучах закатного солнца, косо падающих через высокое окно. Барон только в этом году вступил в партию. Теперь он имел почетное звание в СС и был одним из крупнейших немецких дипломатов. Если Вайцзеккер и продал свою душу, то по крайней мере не продешевил.

– Чем могу помочь, господа?

– Я осмелюсь предложить, чтобы присутствующий здесь Хартманн был включен в нашу делегацию на завтрашней конференции, – сказал Кордт.

– Почему вы просите меня? Подойдите к министру, вы ведь работаете в его конторе.

– При всем уважении к министру, в большинстве подобных случаев он машинально отвечает «нет», пока его не удается убедить в обратном, а в настоящий момент для привычного процесса уговоров нет времени.

– А почему так важно, чтобы Хартманн поехал в Мюнхен?

– Помимо его безупречного английского, который и сам по себе способен пригодиться, мы предполагаем, что у него есть возможность установить потенциально важные контакты в штате сотрудников Чемберлена.

– В самом деле? – Вайцзеккер с интересом воззрился на Хартманна. – Кого вы там знаете?

– Это дипломат, ныне состоящий в числе личных секретарей Чемберлена, – ответил Пауль.