это пока единственный экземпляр, и в «Судопроекте» с ним не расстаются. <…>

Жду карточку!»

«31 декабря 1929 г., Ленинград

Спасибо тебе за карточку, которая в смысле фотографического искусства очень хороша, но видно, что фотограф нагнал на тебя такую серьезность, как будто ты собираешься представиться архиепископу Кентерберийскому.

Я по-прежнему занят проектом 15 000-тонного теплохода – проект подходит к концу, надо торопить, т. к. решено строить сразу два таких корабля. <…>

Ты писала, что П. Л. занят устройством новой лаборатории холода и сжижения газов, передай ему, что надо соблюдать крайнюю осторожность при накачивании под большими давлениями кислорода, особенно надо опасаться масла в цилиндрах насоса, сепараторах или баллоне. Когда давление кислорода достигает 150 атм., то масло само воспламеняется и происходит взрыв. Пусть хорошенько разузнает и примет все предосторожности. Пока не умели обращаться, у нас лет 28 тому назад было несколько случаев…»

Петр Леонидович вскоре отвечает Крылову:

«18 января 1930 г., Кембридж

Дорогой Алексей Николаевич!

<…> Что касается Ваших замечаний насчет мер предосторожности, то большое спасибо за них. Я все время озабочен ими. Мы думаем производить до 9 литров жидкого водорода в час, и это большая опасность. Будем употреблять вместо жидкого воздуха (для предварительного охлаждения) жидкий азот. Машина для его получения в больших количествах уже работает (12 литров в час). Потом у нас налажена вентиляция. Есть один аппарат, который обнаруживает 1–2% водорода в комнате. Этот детектор приводит в действие реле, причем все машины автоматически останавливаются, а окна открываются. Думаем насчет испытания к середине будущего месяца. <…>

Внук Ваш растет и умнеет. Проявляет значительные зачатки ума и сообразительности, игрив и весел и нас всех забавит. Особо любит он ездить на автомобиле и ревет, когда его мало катают.

Анна регулярно ходит в библиотеку. Что там делает, не знаю, но, по-видимому, занимается. Все мои стремления убедить ее, чтобы она поступила тут в университет, остались без успеха, ее прямо принимали как В. А. (бакалавра искусств. – Е. К.) и предлагали защищать после написания докторскую диссертацию. Может быть, Ваше отцовское внушение повлияет.

Может быть, соберемся этим летом (август-сентябрь) в Питер. Что Вы об этом думаете? С Вашими советами, как Вы знаете, мы весьма считаемся…»

«4 февраля 1930 г., Ленинград

…Письмо твое и карточку Сережи получил дня четыре тому назад, а сегодня получил и кофе – спасибо большое.

Карточка Сережи меня невольно заставила вспомнить книгу, изданную лет 45 тому назад знаменитым балетоманом и еще более знаменитым взяточником К. А. Скальковским, «О женщинах».

О ее содержании можешь судить по началу: «Женщина состоит из души, тела и платья. Самое несомненное – это то, что у нее есть тело, платье не всегда бывает, и без платья женщина много интереснее, нежели в платье. Что касается души, то хотя и исписаны горы фолиантов за и против ее существования у женщины, но вопрос этот и до сих пор окончательно не решен». Так вот, Скальковский в одном месте пишет: «только та жена верна своему мужу, у которой некрасивые колени». Хотя у Сережи и очень красивые колени, но это не резон, чтобы их ставить в фокус при съемке карточки, а лицо не в фокусе…»

«6 мая 1930 г., Ленинград

…Послал тебе вчера опять в письме поручение – прости, что надоедаю, хотел тебе что-нибудь послать в подарок и, написав «6 мая 1930 г…», вижу, что по старому стилю это столетие со дня рождения моего отца, а твоего деда Николая Александровича.

Переписка Н. Ал. с моей бабушкой, его матушкой Марией Михайловной охватывает 50 лет – с 1842 по 1892 год. Особенно замечательны письма за время 1854–1857 годов, т. е. Крымской войны, воцарения и коронации Александра II. (Хочется отметить, что значительная часть этих писем сохранилась в архиве семьи Капиц и представляет собой уникальный исторический документ, требующий публикации и изучения. – Е. К.) Здесь можно проследить, как молодой лихой офицер, сперва горячий патриот, превращается в ненавистника царей и их режима.

Много повлияло, например, и то, что их батарею на войну послали с 60 зарядами на орудие, а на коронацию – с 500 для салютов…»

«24 апреля 1931 г., Ленинград

…Как я подсчитал, то оказалось, что я целые полгода тебе не писал, но зато тебе писала Вовочка. Не сердись и пиши.

Посылаю тебе циркуляр Лондонского отделения ВОКСа, т. е. Всесоюзного Общества Культурных Связей, Центральное управление которого в Москве. Из этого циркуляра ты увидишь, что через него можно получать интересующие тебя плакаты. (Анна Алексеевна коллекционировала плакаты первых послереволюционных лет. – Е. К.) Надо тебе сказать, что здесь книги расходятся так быстро, что если две-три недели пропустить, то и не достанешь.

Это не только художественные издания, так моя книжка, изданная Академией наук о расчете балок в 1000 экз., разошлась в два месяца. Академия решила напечатать второе издание, и уже есть заказов из провинции на 6000 экз. <…>»

«18 сентября 1931 г., Ленинград

…Спасибо тебе за фотографии внуков, но все-таки советую тебе вместо Андрея давать Сергею как игрушку или какую-нибудь куклу, или щенка. Они гораздо прочнее, а щенок еще тем хорош, что через год он будет себя считать умнее Сергея и будет нянчить его. Подумай об этом…»

«13 апреля 1932 г., Ленинград

…Вчера мне попал у букиниста прекрасный экземпляр Полного собрания сочинений П. Н. Лебедева. Спроси у П. Л., есть ли у него эта книга, если нет, то я пришлю. Приборы, построенные Лебедевым своими руками для измерения светового давления, и некоторые другие почти так же деликатны и нежны, как и некоторые приборы П. Леон. Но все-таки у Лебедева они размерами с черного таракана, а у П. Леон. побольше блохи, но меньше клопа…»

«12 февраля 1933 г., Ленинград

Ольга Иеронимовна дала Вовочке твое письмо о моих внуках и об открытии Лаборатории или, лучше сказать, о приготовлении к нему. Т. к. П. Леонид. в «вере исправился» и более адское «зелие тютюн» не сосет, то догадался ли он поднести свою старую трубку Baldwin^ – вот то бы фурор был. А о тютюне, или табаке, в гл. XXV ст. 11-й Уложения царя Алексея Михайловича сказано: «…на Москве и в городах о табаке заказ (по старинному значит «запрет») учинен крепкий под смертною казнию, чтоб нигде Русские люди и иноземцы всякие табаку у себя не держали и не пили и табаком не торговали. А кто Русские люди и иноземцы учнут торговати: и тех людей продавцов и купцов (значит покупателей) велено имати и присылати в Новую