Где же они?

Бабушка, Уильям и его жена сидели за столом и пили чай, будто беседуя, но они не разговаривали и не двигались.

Я еще раз отчаянно посмотрела на часы. Они молчали.

Однако ничего не происходило.

— Где же вы? — шепотом спросила я.

Наконец я резко открыла дверь и бросилась в темный коридор. Споткнувшись о первую ступеньку, я упала и выронила одежду.

— Подождите… — прошептала я. — Подождите меня!

Я быстро подняла одежду и стала взбираться вверх по лестнице. По пути я дважды падала. Оказавшись наверху, я прислонилась к стене и тяжело дышала. Хотя изо рта шел пар, холод не чувствовался. Я пошарила в темноте и нащупала выключатель. В бледном свете было видно, что дверь ближней спальни приоткрыта. Я настороженно посмотрела на нее и решилась.

Дойдя до порога, я остановилась и заглянула внутрь: холодный мрак и ничего зловещего. Я включила свет. В комнате все предметы остались на своих местах, туалетные принадлежности лежали на стуле.

Я застыла. Платяной шкаф. С ним было что-то не так. Я осторожно направилась к нему, не в силах оторвать взгляд от его дубовой поверхности, отличной отделки и маленьких медных креплений.

Меня вдруг охватил ужас. Я ощутила перемену в комнате. Мне не надо было видеть все, чтобы понять. Это вошло какое-то существо, секунду назад его здесь не было, оно присоединилось ко мне. Воцарилась та же зловещая атмосфера, что и предыдущей ночью. Она просачивалась из всех щелей платяного шкафа в виде зловония. Повеяло духом могил и склепов. Он окутывал меня, вынуждая вздрагивать не от холода, а от страха.

Теперь мне захотелось бежать от дьявольской силы, которая держала этот дом в своей власти, но я не могла сдвинуться с места.

Я уставилась на платяной шкаф и прислушалась, мои глаза напряглись до такой степени, что, казалось, они выскочат из глазниц. Тело напряглось, била дрожь.

Внутри платяного шкафа послышался какой-то шум.

— О боже… — запричитала я. — Пожалуйста…

В шкафу что-то зашевелилось. И вдруг я почувствовала, что моя рука поднимается.

— Не надо…

Я с ужасом наблюдала, как моя рука потянулась к медной ручке и застыла. По велению присутствовавшей в комнате силы она взялась за медную ручку. Мне все стало ясно. Что бы ни скрывалось по ту сторону, я выпущу это…

— Боже, помоги… — простонала я, чувствуя, как по щекам льются слезы.

Моя рука чуть не повернула ручку платяного шкафа.

— Андреа!

Рука вдруг безжизненно опустилась, пульс сильно бился. Я тут же отшатнулась и упала на кровать, будто порвались узы, приковавшие меня к этому месту. Растянувшись на своем чемодане, я ощущала, как со лба падают большие капли пота.

— Андреа! — снова раздался голос дяди Уильяма. Он стоял внизу лестницы и звал меня. — С тобой все в порядке?

— Да… — едва слышно прошептала я. Я откашлялась и снова попыталась отозваться: — Да, дядя Уильям! Сейчас иду.

— Мы уезжаем, дорогая!

— Хорошо. Иду.

Мне удалось собраться с силами, подняться с кровати и встать на ноги. То, что на мгновение завладело моим телом, лишило его всех сил. Футболка прилипла к телу.

Пытаясь собраться с мыслями, я быстро сняла промокшую футболку и через голову надела сухую. Оставив высохшую одежду там, где она лежала, я выскочила из спальни, выключила свет и захлопнула дверь. Сломя голову я побежала вниз по лестнице и встретила дядю и тетю в коридоре как раз в тот момент, когда они застегивали пальто.

— Если туман завтра рассеется, мы, возможно, навестим вас. Если только нас не застанет сильная гроза, которая надвигается с севера, — говорила тетя Мэй, повязывая шею шарфом. — Послушай, Андреа, если тебе захочется побывать у нас, знаешь, посмотреть телевизор, воспользоваться нашим телефоном или еще чем-нибудь, мы всегда рады. Понять не могу, как ты только терпишь этот холодный дом, где гуляют сквозняки.

— О… мне здесь хорошо, правда…

Я подумала о телефоне и своей матери. Вдруг у меня пропало желание разговаривать с ней. После того как Уильям и Мэй ушли, я заперла входную дверь и пододвинула к ней валик. Затем я последовала за бабушкой в гостиную. И тут же на меня навалился удушающий жар. Я посмотрела на газовый обогреватель и не могла поверить, но бабушка до предела убавила огонь. На спирали обогревателя сверкал едва заметный голубой кружочек. А дядя Уильям говорил, что на улице температура упала до минус трех градусов!

— Здесь становится холодно, — сказала бабушка, потирая руки и направляясь к обогревателю.

— Нет, — поспешила я возразить. — Здесь хорошо.

— Что? Здесь совсем холодно, а на мне ведь четыре джемпера. Только посмотри на себя, ты в одной тонкой рубашке без рукавов. Как ты только в ней не замерзла там, наверху?

Наверху. Платяной шкаф. Жуткий страх…

— Бабуля…

— Да, дорогая?

— Я…

Она повернулась ко мне, глядя своими затуманенными глазами, над которыми нависли кустистые брови. Похоже, с тех пор как я последний раз глядела на бабушку, морщин на ее лице прибавилось. Казалось, будто она постарела на сотню лет.

— Как дедушка? — наконец спросила я.

— Не очень хорошо, дорогая. Не знаю, что с ним. Доктор это как-то называет. Он называет это сосудистой недостаточностью. Говорит, что состояние всех его вен и артерий ухудшилось. Вот почему дедушка больше не может ходить и плохо понимает. В больнице не могут сказать, поправится ли он когда-нибудь и увидим ли мы его снова здесь, дома.

— Как жаль.

Мне действительно было жаль. Одиночество и тревоги сказывались на моей бабушке. Трудно поверить, что она так состарилась за те несколько дней, которые я здесь провела.

— Видишь, дорогая, мы с твоим дедушкой никогда не расставались целых шестьдесят два года. Ну, с того времени, как случилась большая война. Помни, ни одного дня, а теперь мы не видимся уже несколько недель. Без него я чувствую себя такой потерянной.

Она стала рыться в своих многочисленных карманах, ища носовой платок, и, найдя один, высморкалась.

— Что ж, уже поздно, дорогая, и я устала. Пойдем спать?

— Конечно, бабуля.

Она поцеловала меня и пожелала спокойной ночи. Придвинув валик к двери, я вернулась к мягкому креслу и выключила газовый обогреватель. Затем села, чтобы немного подумать.

Одно мгновение я была готова все рассказать бабушке, выдать все, что видела, все свои страхи и подозрения. Но когда увидела печаль в ее глазах, морщины усталости на лице, мне не хватило духу еще больше огорчить ее. Но была еще одна причина, почему я в последнюю минуту решила не говорить бабушке о том, что происходило. Мне очень хотелось еще и еще раз видеть своих давно умерших родственников. Желание выяснить, что с ними случилось, крепло, как и любопытство узнать, чем все кончилось. А страх развеять «чары» тем, что я все расскажу бабушке, заставил меня молчать. Казалось, будто я посвящена в тайное братство, секреты которого другим не положено знать. Я и в самом деле стала бояться, что расстрою ход разворачивавшихся событий и больше не увижу Джона, Гарриет и Виктора.