— Если все это правда… — Элис обвела глазами бесконечный сад: цветы, цветы, цветы — люди? — виноватые лишь в том, что когда-то, один-единственный раз совершили что-то плохое, что-то, позволившее “садовнице” схватить их и принести сюда, в темноту, под землю. — Зачем вы это делаете? Я правильно поняла: ведь вы заставляете людей становиться все хуже и хуже? Разве в мире мало зла и без вас, фейри вы или кто, не важно? Господи, подумать только…

— Не вспоминайте о нем, — процедил Невилл сквозь зубы, — не вспоминайте о нем, когда говорите от души. Он слышит. Подумать только, сказали вы, госпожа? Подумать только, что было бы, если б мои садовники не взращивали зло, не создавали для него условия, не подкармливали, не поливали, не ухаживали с нежностью и любовью? Что же, подумайте. Уверены ли вы, что эти люди, — он обвел рукой пестрые клумбы, — сделали бы что-нибудь доброе? Вспомните, что я рассказал вам: о том, как мы выбираем, о том, кого мы выбираем, о тех, кто не попадет сюда, даже если возьмется грешить вдесятеро больше. Нет, Жемчужная Леди, те, чьи души красивы, находят силы жить без моего вмешательства. Те же, кто губит в себе красоту, заслуживают моих садов, ибо должны и они принести хоть какую-то пользу. Взгляните, ведь цветы прекрасны, и не лучше ли такая красота, чем вообще никакой?

— Нет, — отрезала Элис. Она слегка потерялась в чужой логике, и потому, как в соломинку вцепилась в мысль о том, что зло — это плохо.

А Невилл не стал настаивать. Пожал плечами:

— Воля ваша, быть может, когда-нибудь вы измените существующий порядок. Но я привел вас сюда не только и не столько для того, чтобы показать, что делаем мы с людьми. Вам нужно понять, чем полезен страх. Тот самый, которого вас научили стыдиться, с которым научили бороться, как борются дети со страхом темноты. Вы голодны?

— Слишком быстро, — Элис потерла виски, — вы могли бы не так резко менять тему?

— Давайте уйдем отсюда, — он вновь предложил ей руку, и Элис с облегчением на нее оперлась: прикосновения Невилла так же, как взгляд его глаз, вопреки всему успокаивали и давали ощущение того, что мир вокруг, хоть и со странностями, однако вполне реален. Устойчив. Безопасен.

Когда переходы и лестницы вывели на поверхность, в грязный дом с грязными окнами, она приготовилась моргать и щуриться на солнце, тоже не слишком чистое в окружающей грязище. Однако обошлось. Переход от тьмы к свету оказался мягким, незаметным. Вот было темно, вот — светло, второй час дня, солнце сходит с ума, небо звенит от жара.

На заднем дворе, позвякивая уздечками, паслись их лошади.

— Едем, — Невилл подсадил Элис в седло, развернул плащ-невидимку, — вы ведь ничего не ели с самого утра. Откушаете со мной? Я не настаиваю на визите в замок, но, может быть, вы снизойдете до ресторана с хорошей кухней? В Испании сейчас время тапас. Вино с закуской даже разговор о страхе сделают не только познавательным, но и приятным. Итак?

— Едем, — решилась Элис.

Давно и далеко…

Обычная пища — это и были чужие жизни. В замке у деда маленький княжич получал их столько, сколько было нужно ему, чтобы расти. Для него больше не убивали смертных — дед считал, что жизни фейри намного лучше усваиваются. Впрочем, полностью от необходимости жить как люди Мико не избавили.

— Пусть учится, пока маленький, — сурово распорядился отец, — привыкнет, легче будет.

Отец и дед делили его, ревниво следя, чтобы у каждого княжич прожил одинаковое количество дней. Это было непросто, поскольку замок деда, Владыки Темных Путей, стоял между мирами, и оттуда, как из Лаэра, можно было попасть в любое время Тварного мира.

Дед первым назвал его Наэйр, Змей. Дед называл его принцем. Говорил, что он и есть принц, а вовсе не княжич, что люди на земле просто не понимают, вообразить себе не могут той судьбы, что уготована ему. Дед учил его быть принцем. Быть бессмертным и могущественным.

Отец говорил, что нужно быть человеком, и что властью, унаследованной от деда, жизнь князя не ограничивается. Отец учил его быть смертным и полагаться только на силы уязвимой человеческой плоти.

Он все время воевал, тридцатилетний князь, успевший прослыть чудовищем. С семнадцати лет ни один год его жизни не проходил без войны. И воспоминания о его замке — это память о темных ночах, огненных языках факелов, о цокоте конских копыт во тьме. Бряцала сбруя, лязгала сталь, громко раздавались слова команд. Из замка и в замок все время шли войска. Война никогда не прекращалась.

Война вечна. Но это понял принц Наэйр, а княжич Мико знал лишь о том, что у отца очень много врагов. Враги были смертными, но жестокими как фейри, и верили в неправильного Бога, или неправильно верили в Бога, и нападали со всех сторон. А князь защищал свою землю, князь внушал ужас и не собирался сдаваться, хоть силы и были неравны.

Бессмертный воевал со смертными… нет, хозяин убивал воров и грабителей, что хотели сжечь его дом.

И везли гонцы на запад, в подарок лживому королю-союзнику, человеческие головы в окровавленных мешках, головы с отрезанными носами и ушными раковинами. И счет этих подарков шел на тысячи.

Удивительно, как они не рассорились вдрызг, Владыка и князь, решая, как должен жить наследник. Мико не раз становился свидетелем негромких, но яростных споров, когда, полагая, будто он бродит по окрестностям или занимается с наставниками, сын с отцом, уединившись в кабинете Владыки, рычали друг на друга, отстаивая каждый свою точку зрения.

— Ты хочешь, чтобы мой сын вырос чародеем? Книжником? Может быть, мне сразу постричь его в монахи?

— Я не хочу, чтобы он вырос солдатом, — нервно огрызался дед. — Мико должен уметь защитить себя, но не от смертных!

— Он должен уметь воевать и сражаться, а уметь, значит — любить. Если при первых признаках опасности парень будет прибегать к волшебству…

— Если при первых признаках опасности он будет хвататься за саблю… Наэйр! Ты что там делаешь? Подслушиваешь?! Два часа медитаций вечером!

— Два часа в гимнастическом зале! — перебивая деда подхватывает отец.

Он подслушивал? Ну разумеется, он подслушивал! Он понятия не имел, что это нехорошо. Нехорошо, когда ловят, особенно нехорошо, когда наказывают. А от того, как умеешь ты подслушивать и обманывать, хитрить и изворачиваться, зависит, сколько ты будешь заниматься чем-нибудь скучным, когда пойдешь гулять, и сколько невкусной еды смертных придется прожевать.

Обманывать наставников — это полезно и правильно. А отца и деда все равно не обмануть.

Иногда воспитанием внука начинала вдруг интересоваться бабушка. Она была странная. Она была смертной, но не такой смертной, как князь, не подменышем, а настоящим человеком. Только она потеряла свою душу и получила вместо нее меч по имени Светлая Ярость. Обычно у бабушки находилось множество других дел, но случалось, что она уделяла внимание и единственному внуку. Удивлялась странным методам воспитания, ругалась с отцом, делала замечание мужу и снова теряла интерес к маленькому принцу. А по большей части Мико проводил время с дедом или учителями. Все они были мертвые и очень умные. Только бабушка была живая. Но она служила Полудню, а там все живые, пока их не убьют.