что он, сволочь, жизнь мою испортил. Вышла бы я замуж за нормального мужика, сейчас бы дети были, глядишь не тащилась бы в самый неподходящий момент с рассадой мимо его величество и курицы белобрысой.

И Салина своего мужа погибшего не из-за платья вспоминает. Любила она его. И сейчас даже, говорит, скучает по вечерам их совместным. Так что, скорее всего, у каждой есть повод помнить бывшего. Хороший или плохой. А платье здесь вовсе не при чем.

И решила я сарафан свой дошить. Не хочу больше в ужасном платье ходить. Не могу. Сил моих нет на такое убожество.

Весь день у меня прошел за раздумьями. То так я крутила думы свои, то эдак. И все больше мне решение мое нравилось. Сошью сарафан. Надену. А там, глядишь, все как-нибудь наладиться. Обойдется. Авось пронесет, и гром не грянет, и молния меня не поразит… кто же знает, как тут Оракул за проступки наказывает.

Уже спать я легла, а все никак не могла перестать о сарафане своем думать. Представляла, как бабы ахнут, когда я вся такая красивая на собрание приду. Как начнут возмущаться, сомневаться, сочувствовать дурочке бестолковой, про традиции забывшей. А я возьму у господина Гририха Оракула и вопрос задам, должна ли вдова платье-мешок носить или достаточно, чтобы она просто мужа помнила…

Я уже засыпала и только краем сознания успела заметить, как две серые тени просочились в мой дом. Тихо и осторожно, так что ни одна половица не скрипнула…

Утром ни свет ни заря помчалась в огород. Наши-то с рассветом, как стадо отгонят, в город едут, значит мне на дежурство в избушке на курьих ножках заступать надо. Дело-то ответственное. А у меня своих забот полон рот. Огурцы пошли еще на прошлой неделе. Но мало их было, а сейчас мы уже коробами собирали. Все, как водится отправляли на королевскую кухню. Вот они там обжоры… это же надо столько овощей съедать. Но нам возница шепнул, что королева новая, курица белобрысая, из-за которой я в Гвенар попала, сыроедкой оказалась. Пока наши овощи не пошли ничего толком и не ела. Все же сырые цветочки синей каши это не зерно. Их не прорастишь и сухими не пожуешь. Обязательно запаривать нужно. Намучилась, наверное, выскочка бесстыжая… мне даже жаль ее немного стало. Особенно после того ,как узнала, что сыроедение благодаря ей в моду вошло. И вся аристократия сейчас нашими овощами питается.

А мы богатеем. Огурцы продавались по пять грот за короб. А за помидоры Салина грозилась все семь забрать. Правда, их пока маловато было. Пока только колхозникам доставалось.

Вообще, дела в колхозе шли в гору. Это ощущали уже все. Сыры, овощи… а скоро пойдут и цыплята… У нас уже шесть ящиков на выведение заложено было. Через несколько дней цыплята вылупляться начнут.

Первую неделю решили дома держать. Правда, Глае для этого придется временно к соседке перебраться, слишком уж ее дом на птичник будет похож.

Вот тоже интересно. Зарна, соседка та самая, в колхоз пока так и не вступила, сомневалась, хотя мы уговаривали. А Глаю принять без всяких условия согласилась.

Домики-то у нас у всех одинаковые были, так что на кухне-прихожей-гостинной, возле печки у нас ящики стояли на полках специальных, одну комнатку мы для цыплят отвели, а во второй устроили вроде бытовки. Туда-то я и принесла свой сарафан. Решила время зря не терять, и так его уже сколько потеряла. Плюнула бы на обычаи дурацкие. Давно бы в сарафане красном ходила.

Весь день у меня прошел скучнее некуда. Даже словом было не с кем перемолвиться. Обычно-то мы с подружками друг к другу на огонек в течении дня забегали. А сегодня у всех дела ответственные: я яйца кручу-верчу, Салина сыры варит, а Рыска на пастбище со своими коровками любимыми.

Зато сарафан почти дошила. Еще пару дежурств, и можно будет надевать. И есть у меня уже идея, какой вопрос Оракулу задать, чтобы и у него согласие получить, и против традиций местных не пойти. А то так и будут все вдовы упорно носить мешки для памяти, боясь осуждения соседей. Это у нас в мире на мнение соседей внимания не обращали, главное, чтобы себе хорошо было. А здесь так нельзя. Здесь без взаимовыручки взаимной поддержки никак.

А вечером, когда стемнело наши вернулись. Довольные!

Глава 19

Мы их втроем у правления встречали. Я вспомнила как называлась контора, где председатель сидел. Бабушка всегда соседке говорила, мол, в правление пойду жаловаться, если коза твоя не прекратит по огороду нашему шастать, грядки топать и овощи подгрызать.

Так что теперь контора господина Гририха у нас правлением называется. Как-то быстро это слово здесь прижилось. Наверное, потому что сразу всем понятно о чем речь.

– Бабоньки! – первой с повозки Сайка спрыгнула. Вот удивительная баба. Самой уже за семь десятков перевалило, хотя и выглядит она моложе, да еще толстенькая, кругленькая со всех сторон одинаковая, как мячик. Только с ручками и ножками. А шустрая, как таракан запечный, – смотрите, что я купила!

И грудь нам свою под нос тычет. А титьки-то у нее такие, что ого-го. Куда там нашим силиконовым красавицам. А на груди-то у Сайки, как на витрине, бусы лежат. Под стать прелестям ее. Каждая бусина, как яйцо перепелиное. И ярко-красные при этом, и даже блестят. Не сваровски, конечно, но таких я здесь еще не видела. И судя по ахам и охам подружек, они тоже. Только не понятно, что их удивило: размер или цвет?

– Сайка, – восторженно пищала Салина, тыкая пальцем в бусины, – какие красивые!

– А то, – гордо выпятила грудь Сайка, двигая витрину с бусами под нос восторженным бабам, – я за них четыре грота отдала. И не жалею.

Все бабы, и те, что приехали, и те, что встречать пришли, обступили Сайку и охали, глядя на ее покупку. Я, чтобы не выделяться из коллектива, тоже. Хотя, как по мне, ничего особенного в этих бусах нет… подумаешь, стекло красное. А это явно стекло было, а не драгоценные камни какие-нибудь.

Отошла я в сторонку, смотрю, а Зарна тоже отдельно от всех стоит. И пальцем в бусы не тыкает. И, вообще, вроде как грустная совсем… печальная.

– Зарна, ты в порядке? Все хорошо?

– Да, Малла, – явно соврала мне соседка Глаи, – все хорошо.

А сама чуть не плачет. Но не стала я в душу лезть насильно. Сама такого не люблю. Захочет, расскажет потом,