В отсутствие Нины он много думал о разумности вступать с ней в любовную связь. Она, в конце концов, его близкая родственница. Если все это завершится интимной близостью, он не сможет просто оставить Нину и никогда больше ее не видеть. Возникнет множество трудностей и неприятностей. Но Гарри о них не тревожился, потому что всерьез в них не верил. Его страсть к Нине не была случайной и мимолетной. Она была судьбоносной и достаточно глубокой. Быть может, на всю жизнь.

Гарри медленно подпер дверь теннисной ракеткой и направился к Нине. Глаза их встретились, и Нина встала, понимая, что он пришел поцеловать ее; понимала, что ей самой этого хочется; понимала, что ей хотелось этого с их первой случайной встречи возле магазина Брауна и Маффа, когда Гарри наклонился поднять папку Роуз.

Он остановился перед ней так близко, что икры Нины уперлись в холодную, твердую бронзу.

– Отступать некуда, тебе это понятно?

Нина кивнула, слишком охваченная желанием, чтобы говорить. Гарри потянулся к ней, и она пришла к нему в объятия, подняла руки и запустила пальцы в пружинистую жестковатость его волос; губы ее раскрылись навстречу его губам, твердым, горячим и требовательным.

Роуз остановилась так внезапно, что едва не упала. В первой подаче она порвала струны на своей ракетке и побежала следом за Гарри, чтобы одолжить ракетку у него. Теперь она стояла у дверей зимнего сада, широко раскрыв глаза, потрясенная зрелищем страстных объятий Нины и Гарри.

Она никогда не видела, чтобы люди так целовались, – даже ее родители. Одной рукой Гарри прижимал к себе Нину, а другой ласкал ее грудь, и его загорелая кисть темным пятном выделялась на снежной белизне теннисной блузы Нины.

Они не замечали ее присутствия; не замечали никого и ничего – только друг друга.

Роуз все еще не могла сдвинуться с места, когда услышала стон Гарри, а потом негромкий всхлип Нины – словно от боли. Но то не была боль. Нина испытала доселе неведомое ей чувство, и Роуз, несмотря на свои пятнадцать лет, поняла какое.

С трудом, едва держась на ногах, она повернулась и пошла прочь, не желая, чтобы ее заметили; в душе у нее бушевала буря, и Роуз не могла разобраться, что терзает ее больше всего.

Гарри был ее другом. Он стал им сразу после того, как их семьи воссоединились. Между ними возникло полное взаимопонимание – настолько полное, что порой не нужны были слова. Гарри, например, понимал причины ее категорического нежелания перебираться в Крэг-Сайд, оставив родителей; понимал и одобрял их. Понимал ее верность Дженни и Микки. Если Лотти порой держалась командного тона, а Нина раздражала Роуз своей претенциозностью, то во взгляде Гарри она всегда встречала веселое, чуть насмешливое дружелюбие.

А теперь Гарри целовал Нину! А Нина, которая никогда не делала секрета из своих планов на Уильяма, позволяла ему целовать себя и отвечала на поцелуи, мало того, позволяла ему еще более потрясающие вольности!

Совершенно непонятные для нее самой слезы катились по щекам, когда она бежала неизвестно куда – только бы подальше от зимнего сада.

Причудливого узора ворота из чугунного литья, которыми заканчивалась подъездная дорога к Крэг-Сайду, выходили на широкую тропу, уступами поднимающуюся на холм Илкли-Мур. До любимой ею речки возле Бексайд-стрит было, увы, далеко, и Роуз, словно стрела из лука, понеслась к вершине холма.

К тому времени как она добралась до заросшей папоротником площадки, Роуз совсем запыхалась и очень устала. Более смущенная и несчастная, чем когда-либо после болезни отца, она бросилась на пружинистый торф и, глядя на далекие отсюда крыши Илкли, попробовала разобраться, почему вид Нины в объятиях Гарри привел ее в такое отчаяние.

Может, потому, что это оказалось такой неожиданностью? Ведь Нина не проявляла ни малейшего романтического интереса к Гарри. Целью ее надежд и притязаний был Уильям. Или ее потрясла невероятная страстность их объятий?

Роуз обхватила руками колени. Ведь вроде бы нет никакой разумной причины так волноваться. Пусть ей всего пятнадцать лет, но жить на Бексайд-стрит и оставаться в этом возрасте наивным ребенком немыслимо. Ее тоже целовали, хоть и совсем не так, как Гарри целовал Нину. Но в то время как Нине явно нравился этот опыт, Роуз целоваться совсем не понравилось, о чем она и сообщила Микки, причем вполне определенно.

Роуз опустила подбородок на колени. То был случай, который едва не положил конец их дружбе с Микки, и только его грубоватые и не совсем складные извинения предотвратили разрыв.

Она крепко сплела пальцы и подумала, что ей до сих пор непонятно, почему Микки действовал столь

Где-то далеко церковный колокол пробил час, но который это был час, Роуз не имела представления. Она медленно пошла к тропе. Лотти все еще ждет ее, а она в таких случаях нетерпелива. И разозлится на нее, очень сильно разозлится.

– Нисколько я не злюсь, – сказала Лотти Ноуэлу, опускаясь на колени в траву неподалеку от него. Уильям улизнул куда-то по своим загадочным делам, и Лотти была так рада остаться с Ноуэлом наедине, что ни о какой злости речи быть не могло. – Я только сказала Роуз, что сыграю с ней один гейм, раз ей не удалось поиграть в дублях.

Ноуэл, все еще лежа на спине, недоверчиво хмыкнул. Лотти обладала множеством качеств, в большинстве вполне приемлемых, но беспредельным альтруизмом она не отличалась. Если она не обиделась на Роуз за то, что та не пришла играть, значит, это ее устраивает. Он начал лениво гадать, почему бы оно так. Но размышлял он на эту тему недолго.

– Папа сказал, что тебя пригласили на прием в муниципалитет Лидса, – сказала Лотти со своей обычной прямотой. – Я много раз видела лорд-мэра, когда бывала с папой на приемах, и он просто душка. Я уверена, что он не станет возражать, если ты возьмешь меня с собой сегодня вечером.

Ноуэл повернулся на бок, перенеся вес тела на согнутую руку.

– Это пир искусства и его деятелей, – сухо ответил он. – Я приглашен потому, что мои работы выставлены в Лидсе. Какой тебе-то интерес ехать туда?

Лотти достала из кармана теннисной блузы лиловую ленточку и перевязала ею сзади шелковистый водопад неординарно и почему так странно вела себя Дженни, когда она рассказывала ей об этом. И уж точно оставалось для Роуз непонятным, как это Гарри, который так часто обменивался с ней насмешливыми взглядами, если Нина начинала с пафосом говорить о Лондоне или о своем колледже, теперь взял да и влюбился в Нину. Он явно в нее влюбился, иначе не целовал бы с такой страстью.

Пчела начала кружить в опасной близости от ее лица. Роуз разжала руки и отмахнулась от пчелы. Ей не хочется, чтобы Гарри любил Нину, потому… потому…

Роуз попыталась привести мысли в логический порядок, но не смогла.

Пчела перелетела на колокольчик. Две маленькие птички, о чем-то оживленно чирикая, уселись на ближайший кустик вереска.

Почему она не могла вести себя так? Потому что не^, хотела? Или потому что боялась?