поступок кажется бессмысленным, но я не корю себя.

Одевшись потеплее, я беру мюсли, надеваю ботинки и вылезаю из палатки. Вдыхаю прохладный утренний воздух. После бури кажется, что природа посвежела и обновилась. Наш лагерь усеян сосновыми шишками и ветками. Река бурлит, вздымаясь от дождя.

Костер еще не разведен. Пайк копается в рюкзаке.

– Поешь, – говорю я, протягивая ему пакет с мюслями.

Он берет пакет и проверяет что-то еще в рюкзаке.

Позавтракав, я плотно закрываю пакет и отношу обратно в палатку. Подхожу к Пайку, чтобы обсудить наш план на сегодня, когда вдалеке раздается протяжный стон.

– Медведь? – спрашиваю я.

– Похоже на то. Какой-то он невеселый.

Пайк встает и надевает рюкзак. Мы вслушиваемся, но все тихо.

– У меня есть спрей от медведей, – говорит Пайк. – Макгаффин на том же месте?

– Да. Я проверила, когда проснулась.

– Отлично. Тогда за дело.

Мы покидаем лагерь. Каждый хочет идти первым и не желает уступать. Пайк подчеркнуто тяжело вздыхает. Нехотя протягивает руку и говорит:

– После тебя.

– Спасибо.

Пробираясь через лес, мы подходим к сове все ближе, и я чувствую, как напряжение понемногу отпускает меня.

Если сегодня не освобожу Макгаффина от проклятья и не верну обратно в заповедник, этим займется Кассандра. Но если она найдет его, сразу ощутит проклятие. Его невозможно не увидеть так же, как невозможно не заметить реку посреди пустыни.

– Ты все еще злишься из-за вчерашнего? – спрашиваю я Пайка, чтобы отвлечься от невеселых мыслей.

Мы углубляемся в чащу.

– Обиды тяжело носить в себе. Многие я стараюсь отпускать.

Я думала, он отшутится или перечислит все мои дурацкие поступки за вчерашний день, но Пайк отвечает искренне.

– И мой побег в ночь посреди бури не стоит того, чтобы об этом думать?

– Нет.

Мне хочется спросить, какие обиды он помнит и не отпускает, но я не спрашиваю.

– Ты считала, что поступаешь правильно. Я же не урод какой-то, чтобы доставать тебя из-за этого.

– Да? Ты доставал меня и за меньшее.

Пайк смеется – легкий смех звенит на ветру и исчезает в листве.

– Ты ко мне слишком строга. Иногда я делаю это ради тебя.

– Это что-то новенькое.

– Так и есть. Иногда ты так погружена в свои мысли, что на тебя больно смотреть. Ты словно застреваешь в петле и не можешь из нее выбраться. Но когда я задираю тебя, ты переключаешься на препирательства со мной. Для тебя это своего рода перезагрузка, и ты забываешь о своих беспокойствах.

Замедлив шаг, я оборачиваюсь. Не знаю, что сейчас чувствую. То ли я раздражена из-за его высокомерия и уверенности, что он так хорошо меня знает, то ли тронута его заботой. Наверное, и то, и другое.

– Прости, что на меня так больно смотреть, – говорю я, не представляя, как ответить на его заботу.

– Я не то имел ввиду.

Я смотрю Пайку прямо в глаза.

– Знаю.

Я иду дальше.

– И кто кого задирает, а?

Я собираюсь ответить, как вдруг в нос мне бьет резкий металлический запах. Запах магии, который ни с чем не спутать, но его не должно быть к глуши леса. Сердце начинает учащенно биться, холодный пот выступает на лбу и ладонях.

Магии слишком много.

Пайк ничего не чувствует. Запах должен быть куда сильнее, чтобы обычный человек уловил его, но на меня он обрушивается подобно огромной волне, и я утопаю в этом аромате.

Я спешу туда, где этим утром был Макгаффин. Запах становится сильнее с каждым шагом. Если Кассандра начнет искать сову раньше и опередит меня, тогда все кончено… Она узнает о проклятье, и я ничего не смогу сделать.

Кассандра отведет меня на совет, где меня будут судить за то, что пыталась обратить парня в мага. Хотя и не хотела этого, лишь пробовала справиться с тревогой и неуверенностью. Хотя и перестала испытывать неприязнь к этому парню.

«Он ненавидит ведьм», – напоминаю я себе. Я редко вспоминала об этом в последние дни. Пайк ненавидит ведьм, и я создала проклятье, чтобы обратить его в мага. Вот почему мы пошли в этот поход. Вот на чем я должна сосредоточиться.

Я следую за магическим ароматом, перепрыгивая огромные корни и пробираясь сквозь густые кусты ежевики. Я не обращаю внимания на дождь, бешено колотящееся сердце и вопросы, вертящиеся в голове.

Мы с Пайком пробираемся через чащу и выходим на полянку. Вдруг слышится знакомый рев, отдаваясь болью в ушах и эхом в груди.

Зверь очень близко. Слишком близко.

– Пайк?

Я замираю на месте и вытягиваю руку, чтобы он тоже остановился. В этот момент черный медведь впереди нас оглушительно ревет.

– Черт, черт, – тихо ругается Пайк, медленно снимая рюкзак.

Я смотрю на медведя. Мне страшно применять магию. Сначала нужно понять, что происходит. На спине у зверя большой ожог. Красная обгоревшая кожи и клоки паленого меха. Ожог серьезный. Рядом с медведем на земле разбросаны перья, коричневые, с белыми пятнами. Они все в крови. Я отшатываюсь, понимая, что произошло.

Крыло у Макгаффина еще заживает, и, вероятно, он не стал высоко залетать на дерево, чтобы облегчить себе охоту. Медведь посчитал сову легкой добычей. Мне становится плохо, когда я представляю себе их борьбу. Медведь получил сильный ожог – а в воздухе висит резкий запах металла, – только если Макгаффин пострадал. Он усилитель, и несет в себе много магии, которая при ранении выльется из раны. Вот почему медведь получил ожог, а воздух напитался ароматом магии.

Только так можно все объяснить.

Пайк не превратился в мага, а значит Макгаффин жив и продолжает нести в себе проклятье. Я тянусь к сове, следуя за связью через окутанные магией деревья. Птица совсем недалеко, и я выдыхаю с облегчением.

– Надо что-то делать, – говорит Пайк.

Медведь снова рычит и делает к нам шаг.

– Эгей! – кричит Пайк.

Он вскидывает руки над головой и выпрямляется в полный рост, пытаясь выглядеть как можно агрессивнее.

Так и нужно вести себя. Пайк делает все как надо, но медведь ранен, и я хочу помочь ему. Если приведу его к реке, вода смягчит ожог. Нужно попытаться.

Но тогда придется бежать. Если я поступлю иначе, это вызовет у Пайка подозрения. Ни при каких обстоятельствах он не должен увидеть магию.

Я хватаюсь за куртку и начинаю дрожать, словно от испуга.

– Не волнуйся, Айрис, – успокаивает Пайк, поверив в мой обман.

Я учащенно дышу, и Пайк нежно касается моей руки.

– Он не хочет навредить нам. «Просто ранен», – твердо говорит он.

«Иди за мной», – зову я медведя,