Официант, жгучий брюнет в белой рубашке с открытым воротом, подал посетителям меню, составленное на двух языках: итальянском и немецком.

— Чиполе рипьене, ризотто а-ля миланезе, тимбалло ди ризо, равиоли, гноцци а-ля романа, минестра, — прочитал Багратион названия блюд из первого, итальянского списка. — Что это такое? Пусть он даст пояснения.

Поручик Древич вступил в беседу с официантом. Тот говорил на немецком с чудовищным акцентом, зато бурно жестикулировал. В конце концов, русские путешественники узнали, что «чиполе рипьене» — лук, фаршированный ветчиной и сваренный в мясном бульоне, «тимбалло ди ризо» — паштет из риса, к которому добавлены мелко нарубленные грибы и ветчина, а «равиоли» — обыкновенные пельмени с мясом. Все это, разумеется, обильно приправлено перцем, посыпано зеленью. Еду рекомендовалось запивать красным сухим вином, в противном случае желудки северян ее не усвоят.

После подобного совета они решили не рисковать и заказать что-нибудь более привычное, хотя бы свиной шницель, белую фасоль в пикантном соусе и воздушный пирог с сыром «пармезан».

Сначала пришлось изрядно подождать. Потом появился шницель, пережаренный до хруста, фасоль же, наоборот, не доварилась, а пирог отдавал содой.

Официант обсчитал их на девять дукатов, что составляло примерно треть заказа — они легко его уличили. Итальянец, не смутившись, с улыбкой внес поправку в счет и долго искал в кармане сдачу.

— Престранный городишко, — вывел Багратион, промокая салфеткой губы. — Роскошные виллы на окраинах, мраморные памятники в парке, а плуты и мошенники кишмя кишат.

— Может быть, игровой зал у них хороший? — предположил поручик. — Отчего-то все ходят сюда и называют заведение модным.

В бильярдной стояло три стола: два свободных, а за третьим играла компания господ весьма почтенного вида.

Древич о бильярде только слышал. Генералу доводилось играть в Москве в Английском клубе и в Павловске под Санкт-Петербургом. Игра не представлялась Петру Ивановичу слишком сложной.

Зеленое суконное поле, огороженное деревянными бортиками, матово поблескивающие шары, кий, сделанный, кажется, из трех пород дерева, живо напомнили князю чудесные вечера в Павловске, во дворце вдовствующей императрицы.

Лето 1807 года выдалось ясным, теплым, безветренным, недождливым, что бывает не так уж и часто в Прибалтике. Императрица держалась с Багратионом весьма любезно. Ге дочь, восемнадцатилетняя великая княжна Гкатерина, кокетничала с полководцем напропалую. Совершенно неотразима была она и в бильярде, когда, склонялась над столом и наносила удар длинным кием. Зеленое прямоугольник стола был для нее полем удачной битвы. Багратион же нередко промахивался. Он думал о чем угодно, только не о бильярде.

Смотритель, получив деньги за один сеанс, указал русским путешественникам на свободный стол. Затем выдал два кия, построил пирамиду из пятнадцати шаров недалеко от короткого бортика. Шестнадцатый шар, называемый «свой» и имевший разметку в виде двух черных скрещенных линий, он установил напротив пирамиды и предложил начинать.

Генерал от инфантерии сильно ударил кием по «своему». Пирамида разбилась удачно. Семь шаров очутились поблизости от луз и соблазняли новичка легкостью попадания в них. Четыре составили две отдельные пары «зайцев», то есть шар к шару. Гще четыре шара находились в центре поля, и расстояние между ними было разным.

Петр Иванович сейчас ударил бы, конечно, по одной паре «зайцев». Они оба глядели в левую среднюю лузу и загнать их туда труда не составляло. Однако Древич как игрок начинающий не обратил на них внимания. Гго прельстила композиция из четырех шаров недалеко от правой угловой лузы. «Свой», посланный им наискосок вправо, ударился сначала об один шар, потом — о другой и закатился прямо. в лузу.

— Сила есть, ума не надо, — пошутил Багратион. — За попадание «своего» в лузу — штраф.

— Виноват, ваше сиятельство.

— На первый раз прощаю. Но больше спуску не дам. Смотрите, если на поле «зайцы», — генерал указал кием на парные шары, — то надо ими сразу воспользоваться. Это легкая добыча, не уступайте ее противнику.

Князь Петр точным ударом загнал «добычу» в лузу. Мелькнув матовыми боками, пара со стуком последовательно провалилась в сетку.

На зеленом суконном поле оставалась еще одна. Молодой офицер, повторив маневр начальника, блестяще справился с задачей.

— Вижу, вы способный ученик, — похвалил его генерал.

— Рад стараться, ваше сиятельство! — от восхищения самим собой гаркнул во всю глотку Древич.

Австрийцы, игравшие за соседним столом, оглянулись. Один из них подошел ближе, вежливо поклонился и произнес по-русски, но с заметным западнославянским акцентом:

— Прошу прощения, господа. Я слышал знакомую речь. Неужели вы — из России?

— Да, мы — из России, — кивнул поручик.

— Счастлив снова встретить русских. В Страсбургском университете я учился вместе с графом Орловым и графом Паниным. Мы дружили. Прошу, господа, моя визитная карточка.

Взяв из рук незнакомца карточку, Древич прочитал вслух:

— Мирослав Штедливы, доктор филологии, профессор Пражского университета, кафедра славянских языков.

— Очень приятно, — сказал Багратион, рассматривая человека, внезапно вступившего в беседу с ними.

«Доктору» было на вид лет 35 или чуть больше. Серый фрак с иголочки, модная шелковая жилетка в мелкую бело-голубую полоску, брелок с золотой цепочкой свидетельствовали о том, что в Австрии ученым чешского происхождения живется совсем неплохо. Круглое лицо Мирослава Штедливы сияло приветливой улыбкой. Он взволнованно продолжал:

— Ваш язык прекрасен! Я выучил его с помощью благородных русских друзей. Они пригласили меня в Москву, и я поехал. Я увидел древний, великий город. Россия — огромная, малоизвестная европейцам страна. Но ей суждено сыграть выдающуюся роль в событиях нашей эпохи.

При ведении разговора в таком духе конец его предугадать легко. Вот и Штедливы пригласил русских путешественников выпить за знакомство натуральной чешской сливовицы, которую, как ни странно, подавали в ресторане «Esplanade». Ясно было, что отказ до глубины души обидел бы пламенного поклонника Российской империи.

Генералу пришлось согласиться. Они вернулись в зал, сели за столик. Филолог подозвал официанта и заговорил с ним по-немецки. Сливовица янтарного цвета, налитая в пузатый графинчик, появилась быстро и оказалась на удивление крепкой.

Петра Ивановича не покидало ощущение, будто он где-то уже видел Мирослава Штедливы. Впрочем, это неудивительно. Баден — слишком маленький. Люди, приехавшие сюда отдыхать и лечиться, постоянно встречаются в одних и тех же водолечебницах и питейных заведениях, на аллеях Терезиенгартена, на единственной городской площади Хаупт-плац. От скуки они завязывают знакомства, обмениваются впечатлениями, пересказывают друг другу венские, парижские, берлинские новости. Подобное времяпрепровождение входит в круг развлечений отдыхающих.