Она улыбнулась.

– Ты, конечно, не ждешь, что я отвечу на этот вопрос.

– С моей стороны это простое любопытство. – Он оглядел пещеру. Его взгляд наткнулся на полку в глубине пещеры, где в последних лучах закатного солнца поблескивало что-то металлическое.

Его каблуки громко простучали по сланцевому полу, когда он вошел в пещеру. Он молча подошел к полке, поднял один кинжал, за ним второй и протянул руку за волынкой. Кроме этого, на полке лежали несколько слитков серебра, оружие, которое англичане не конфисковали, и еще кое-какие предметы, которые жители деревни спасли из замка Гилмур.

– И как ты предлагаешь нам договориться, Лейтис? – спросил он. – Как нам разрешить наши трудности?

Его голос звучал обыденно, небрежно, будто только сейчас он осознал, из-за чего следует бы арестовать всех жителей Гилмура.

Он подошел к Лейтис. Его лицо озарил последний заблудившийся в пещере луч солнца. Его улыбка, лишенная язвительности, насмешки и жестокости, поразила ее. На лице Мясника было почти мальчишеское выражение, казалось, его искренне позабавили эти находки. Седжуик, ни минуты не колеблясь, согнал бы всех жителей деревни и с радостью упек их в тюрьму. Но ведь Седжуик никогда и не старался скрыть свою истинную натуру. Что же до этого человека, то чем больше она старалась его узнать, тем меньше понимала.

– Что ты собираешься делать? – спросила Лейтис.

Алек пожал плечами, и ее рассердило, что он, видимо, считал себя здесь хозяином. Неприятно было сознавать, что его власть отнюдь не вытекала из его полномочий или положения. Властность была свойством его характера.

– Почему ты здесь? – Она спрятала руки за спину и крепко сжала их в кулаки. – Теперь тебе не нужны заложники, раз ты собираешься арестовать моего дядю. Или ты станешь отрицать, что вы весь день посвятили его поискам?

– С чего бы мне отрицать правду? – спросил он непринужденно.

– А когда вы его найдете, то повесите?

– Он сам сделал выбор, предпочел ослушаться, хотя вначале и принял условия нашей сделки. Так ведь, Лейтис?

– Он старик, и у него не осталось ничего, кроме грез о славе. Неужели ты не испытываешь к нему жалости?

– Испытываю до такой степени, что готов предложить тебе сделку. Возвращайся ко мне, и я пощажу твоего дядю.

Она смотрела на него, полная недоверия.

– Как это? Он ведь нарушил ваши законы.

– Я его прощу, – сказал он непринужденно. – Или заявлю, что он выживший из ума старый дурак, который воображает, что за пятьдесят лет мир не изменился. Никто в форту Уильям не захочет связываться со старым, дряхлым безумцем.

– Так я и поверила твоему слову, – сказала она как бы нехотя. – Я уже воспользовалась твоим гостеприимством, полковник, и отклоняю твое приглашение.

– Даже если это спасет твоего дядю?

– Уходи отсюда, Мясник!

– Меня зовут Алек, – возразил он невозмутимо. – Можешь обращаться ко мне «полковник», если мое имя тебе не нравится.

– Твое имя – англичанин, – сказала она сердито. – Англосакс. Поджигатель деревень. Ты перерезал наших овец и коров, вытоптал наши посевы и посягнул на наших женщин. Мясник – самое подходящее имя для тебя.

Его улыбка еще больше уязвила ее.

– Тебя это забавляет? – спросила она раздраженно.

– Да уж, не часто меня аттестуют таким образом и так основательно. Возвращайся со мной в форт, Лейтис, – сказал он мягко. – Если ты это сделаешь, я не стану больше искать твоего дядю.

– В качестве заложницы? Или твоей шлюхи? – спросила она, отшатнувшись от него.

Весь прошлый год ей приходилось бороться не только за мучительное выживание, но и с горем, которое ее постигло. Ведь она потеряла всех, кого любила. И она, и те люди, которых он встретил сегодня, до конца так и не покорились англичанам и держались вызывающе, чем снискали его восхищение.

И даже теперь она прожигала его яростным взглядом, с тем выражением, которое в детстве он часто видел на ее лице.

Его благородный жест, его намерение простить Хемиша могли быть расценены высшим командованием как помощь врагу. К тому же вряд ли поверят, что Хемиш – вовсе не ловкий, изворотливый и еще достаточно крепкий мятежник. Но Алек ей этого не сказал. Он только шагнул к ней, протянул руку и погладил ее по нежной щеке. Он провел пальцем по изгибу ее брови и нежно прижал его к ее шее в том месте, где бурно билась жилка. И ее сердце забилось, как пойманная птичка.

«Поклянись всем, что дорого для Макреев, что ты никому не скажешь о том, что мы тебе покажем». Он почти видел озорника Фергуса в тускло освещенной пещере, мог разглядеть даже веснушки, осыпавшие его переносицу. Интересно, пропали ли они с возрастом? Он видел и Джеймса, торжественного, гораздо более ответственного, чем его легкомысленный брат. Каким он стал мужчиной?

Фергус сделал тогда слишком глубокий надрез: у Алека до сих пор шрам на ладони, хотя теперь он побледнел и был едва заметен. Под кожей перчатки он почувствовал, как пульсирует кровь в месте старого пореза, чего не бывало уже много-много лет.

– Клянусь всем святым, что смогу защитить тебя, – сказал он торжественно. И духи друзей его детских игр удовлетворенно закивали.

Он замолчал не торопил ее, понимая, что Лейтис должна проникнуться к нему доверием и согласиться вернуться по доброй воле. Это решение она не должна была принять под давлением, и согласие нельзя вырвать у нее силой.

– Почему ты не оставишь меня в покое? – спросила она наконец.

– Потому что невыносимо думать, что с тобой может что-нибудь случиться, – ответил он честно.

Ее лицо выразило изумление.

– В нашей долине есть и другие женщины, Мясник, у которых не меньше оснований опасаться.

Но те женщины не играли с ним в лесу, не бегали наперегонки. Ни одна из них не смеялась вместе с ним до слез. У них не было братьев, которых он считал своими лучшими и самыми надежными друзьями.

Облака на небе порозовели, и это означало, что солнце сейчас скроется. В эту минуту прощания казалось, что солнце не хочет заходить. А Лейтис внимательно вглядывалась в лицо Алека, будто взвешивая правдивость его слов.

– Для чего же я с таким трудом убегала, если придется вернуться всего через несколько часов?

– Чтобы защитить Хемиша, – ответил он просто. – Если ты этого не сделаешь, мне придется продолжить поиски. У меня не останется выбора, придется арестовать твоего дядю и повесить его, – ответил он мягко.

У него были десятки других причин, кроме этой, но лучше бы ей их не знать. Он хотел защитить ее, потому что все еще чувствовал свою вину за прошлую ночь и потому что Седжуик и не пытался скрыть определенных намерений в отношении ее. К тому же он чувствовал присутствие призраков, духов друзей своего детства, требовавших, чтобы он ее охранял.