– Ты любишь его больше? – Дэвид нахмурился.

– Нет, конечно, нет, – ответила она, складывая письмо. – Ты мой сын, а матерью Алека была другая женщина. – Она вздохнула, встретив его взгляд. Теперь ей предстояло объяснить ему все. – Мать Алека умерла, – сказала она, – и мы с его отцом поженились. Ты – наш сын.

– Ты собираешься умереть, мама?

– Нет, – ответила она, стараясь успокоить и утешить его. Но ей самой не давало покоя, что будет с ним, когда она умрет.

– Почему бы нам не поехать повидаться с ним? – спросил он с ангельской улыбкой.

Она с изумлением уставилась на Дэвида. Эта мысль была так проста, что она и сама могла бы додуматься. Мятеж был подавлен. Теперь можно без опаски путешествовать по Шотландии и там поговорить с Алеком о делах и о будущем Дэвида.

– И впрямь, Дэвид, – Патриция улыбнулась сыну, – почему бы и нет?

«Как приятно, что здесь появилась женщина», – думал Дональд Тэннер на пути от форта к руинам замка. Он держал в руках кувшин горячей воды, а под мышкой стопку чистых полотенец.

Он думал, что форт Уильям – пока еще необжитое место, чтобы привлечь внимание женщины, а тем более обзавестись женой. Возможно, через год-другой женщины здесь появятся. По периметру форта к этому времени посадят цветы, и повсюду будет слышен тихий смех, и он станет столь же обычным, как теперешние проклятия и ругань.

Женщины приносят с собой нечто, несвойственное мужчинам, а может, присутствие женщин заставляет мужчин на время забыть о войне. Он научился ценить доброту солдатских жён, например, дочери викария, что вышла замуж за пехотинца и теперь следовала за полком под звук барабана.

Он шел по двору замка, балансируя и стараясь не пролить горячую воду из кувшина. Добравшись до двери, он постучал и терпеливо дожидался, пока Лейтис ему откроет. Когда ответа не последовало, он толкнул дверь, вошел и поставил кувшин на стол. Он нахмурился, заметив, что комната пуста, потом посмотрел на дверь туалета. Желая оставить молодую женщину одну, он снова покинул комнату.

Через несколько минут, в течение которых он отбивал такт ногой и подсчитывал ряды кирпичей в противоположной стене, он снова постучал в дверь. Не дождавшись ответа, он вошел и прошел через всю комнату, надеясь, что у него сосет под ложечкой из-за слишком плотного завтрака, а вовсе не из-за возникшего подозрения.

Наконец, Дональд понял, что дела обстоят скверно – хуже некуда. Произошло то, чего он так опасался. Он распахнул дверь и вышел в холл.

– Мисс!

Ответом ему было только эхо.

Выбежав из комнаты полковника, он поспешил под арку, потом обогнул кучи кирпичей, чтобы получше осмотреть мост через лощину и саму лощину. Нигде не было ни малейших признаков ее присутствия.

Он знал, что полковник будет недоволен. Его командир гневался нечасто, но когда это случалось, следовало держаться от него подальше. В гневе он не повышал голоса, говорил тихо, но смотрел так, что, казалось, взгляд его мог прожечь в человеке дыру. Дональду не так уж часто приходилось выслушивать замечания полковника, но память об этом была так неприятна, что вспоминать не хотелось.

И тут его посетило предчувствие, похожее на дар ясновидения, который обычно приписывают себе скотты. По тому, как полковник смотрел на девушку вчера вечером, Дональд заметил, что у него к ней особые чувства, и он будет очень недоволен ее исчезновением.

Алека потрясло, как сильно пострадали горцы за последний год. Одно дело – видеть длинные тощие фигуры мужчин в Инвернессе, и совсем другое – грязное изможденное личико ребенка, слишком слабого, чтобы кричать.

Они ехали на север от Гилмура и оказались в местах, куда не доходили дороги, проложенные генералом Уэйдом. Несомненно, Уэйд счел эти места необитаемыми.

Пурпурная дымка, изредка пронизываемая косыми лучами солнца, затеняла холмы. Озеро, которое они миновали, казалось, было из синего хрусталя, и в его спокойных водах отражались леса и высокие, припорошенные снегом горные пики, окружавшие его.

Некогда многочисленные кланы теперь ютились в узких проходах между холмами или в горных долинах, серых от сланца и бурых от глины. Хижины в маленькой деревеньке осели на своем фундаменте, как боязливые затравленные животные, а их хозяева смотрели настороженно и хранили молчание.

В дверях одной лачуги стояла женщина, сжимая ручку истощенного ребенка, похожего на маленький скелетик. Мать сурово и недоверчиво смотрела на колонну двигающихся мимо солдат, но именно взгляд ребенка навсегда запечатлелся в памяти Алека. Словно, несмотря на свой нежный возраст, этот мальчик уже навидался слишком многого и молча ждал грядущих неизбежных несчастий.

И такой взгляд, как он убедился по мере того, как дневной свет сменял предрассветную дымку, был присущ почти всем местным жителям. Они выжили и теперь отчаянно цеплялись за жизнь.

И все же их отличала от других тень прежней гордости в наклоне головы, в плотно сжатых губах и в глазах, сверкающих ненавистью.

Пока они медленно объезжали подведомственную Алеку территорию, ему внезапно открылась истина – в горах не осталось мятежников. Если и жил дух сопротивления, то только в умах людей, подобных Хемишу, человеку иного времени, или во взглядах женщин, изо всех сил прижимавших к себе детей, прикрывая их своими юбками и шепча едва слышно что-то об английских дьяволах. Однако наверняка здесь есть крепкие мужчины, способные сразиться с ним.

– Далеко вы забрались, сэр. – Седжуик с презрением оглянулся. – Здесь вам не видать такого комфорта, как в Англии. Я и не предполагал, что можно так жить, пока не оказался здесь.

– Вам никогда не приходило в голову накормить их? – спросил Алек, оборачиваясь и глядя на майора. Форт Уильям был скорее складом, чем крепостью. Лишившись части скота, солдаты бы не пострадали, но как изменилась бы жизнь несчастных голодных людей!

– А с какой стати, полковник? – спросил удивленный Седжуик. – Чем меньше этих варваров шотландцев, тем лучше.

– Я полагаю, майор, что в наши цели не входит жестокая расправа с жителями этой страны, – нетерпеливо ответил Алек. Но его слова противоречили истине.

«Выполняйте свой долг, полковник, – зазвенел в его мозгу голос Камберленда. – Приведите их к покорности любым способом. Убивайте этих мерзавцев, если сочтете нужным. Пусть они поймут, что Англия намерена править ими без снисхождения, держать их в железном кулаке. Морите их голодом, жгите их дома, преподайте им хороший урок».

Седжуику, по-видимому, было плевать на то, что он мог спасти от голодной смерти женщин, детей и лишь немногих стариков горцев. Он не видел в них людей. Они были для него племенем негодяев, дерзнувших восстать против властей и потому обреченных на жестокое наказание.

И Седжуик, и герцог Камберленд мыслили одинаково.