26 ноября. Вторник. Вчера целый день я был озабочен поиском приличной формы для объявления о новой комиссии, на которую собираются возложить заведывание Медико-хирургической академией. Только уже вечером, перед самым сном, внезапно напал я на искомую формулу и немедленно же набросал новую редакцию, которую сегодня утром прочел государю. Он одобрил ее так же, как и самый состав комиссии, и сегодня же я объявил уже об этом решении тайному советнику Козлову. Я предполагал, что решение это несколько оскорбит его, так как устраняется влияние главного военно-медицинского инспектора на Академию; но вместо того Козлов принял это известие не только очень хладнокровно, но даже с одобрением. Видно было, что ему всего более пришлось по сердцу закрытие конференции.

Но как принята будет такая строгая мера в среде самой конференции? Не сомневаюсь, что поднимутся снова крики и появятся злобные газетные статьи, благоразумные же люди одобрят принятую меру. Нынешний день был утомителен. Утром доклад, потом парад в залах дворца и, наконец, большой парадный обед.

28 ноября. Четверг. После доклада у государя я открыл комиссию для временного заведывания Медико-хирургической академией. В зале Военного совета я объяснил членам комиссии предстоящую ей задачу и указал на главнейшие вопросы, которые подлежат обсуждению. После того было второе совещание у Валуева по общему вопросу о высших учебных заведениях. Говорили очень много, и, между прочим, министром внутренних дел возбужден вопрос о том, не следует ли снять запрещение газетам печатать что-либо по поводу бывших между учащимися волнений. Решено дать печати свободу, и надобно ожидать, что немедленно поднимется снова газетная война со всевозможными сплетнями и скандалами.

Другой, более существенный вопрос был поставлен нашим председателем: следует ли оставить в высших учебных заведениях нынешнюю систему полной автономии или нужно придать более силы административной власти? Хотя по этому вопросу пошли бесконечные толки, но, в сущности, все были за утвердительное разрешение вопроса; все соглашались в том, что ученое сословие мало способно к администрации. Разошлись мы в шестом часу. [Сегодня, наконец, получил я телеграмму от жены о благополучном переезде семьи из Ялты в Одессу.]

1 декабря. Воскресенье. После развода был в совещании у Валуева. Говорилось много, слишком много, но толку мало. Граф Толстой, по своему обыкновению, занимал нас очень долго многоречивыми рассказами, напоминающими сказки старой нянюшки; Валуев высокопарно сводил вопрос к отвлеченным принципам и общим взглядам.

Затронули предметы очень щекотливые: где корни современного настроения русской молодежи? Отыскивая эти корни, коснулись и духовенства, и семейного быта, и школьной дисциплины, и проч., и проч. Но к положительному выводу все-таки не пришли. Одно только выразилось довольно ясно: затаенное желание некоторых из министров воспользоваться случаем, чтобы поднять заветный вопрос об ограничении «массы» учащейся молодежи, о предоставлении высшего образования только привилегированным сословиям. Мужик должен оставайся мужиком; зачем ему тянуться за господами? Досадно и грустно слушать.

5 декабря. Четверг. Сегодня опять совещание у Валуева. После долгих рассуждений о стипендиях затронули самый трудный вопрос о том, какие отношения должны быть установлены между учащейся молодежью и заведениями, в которых они получают высшее образование. Я предложил на обсуждение основной вопрос: как следует смотреть на студентов – единично ли, как на посетителей лекций в открытых для них аудиториях, или коллективно, как на совокупность юношей, которых не только образование умственное, но и воспитание нравственное возложены на попечение и ответственность заведения? От решения этого вопроса должно зависеть и разрешение другого, как последствия: следует ли преследовать всякий признак какой-либо корпоративной связи между посетителями лекций, или, напротив, следует сплотить учащихся организацией, какая необходима для поддержания авторитета и нравственного влияния начальства и преподавателей? Суждения по этим вопросам за поздним временем отложены до следующего заседания.

Наконец семья моя приехала из Крыма. Одна дочь Ольга не избавилась еще от лихорадки и снова слегла в постель.

Обедал сегодня у великой княгини Екатерины Михайловны.

9 декабря. Понедельник. Обедал в Зимнем дворце с генералом Баранцовым и адмиралом Лесовским.

11 декабря. Среда. Вчера и сегодня присутствовал в Академии Генерального штаба на чтениях офицеров дополнительного курса.

Сегодня же было совещание под председательством государственного канцлера с участием министров финансов и путей сообщения (Посьета), генерал-адъютанта князя Мирского (как уполномоченного от наместника кавказского) и меня – по вопросу о сооружении русским инженером Фалькенгагеном железной дороги в Тавриз. Финансовые соображения Рейтерна взяли верх, и так как персидское правительство выключило из представленного Фалькенгагеном проекта концессии главное условие – гарантию с обеспечением таможенными доходами, то постановлено объявить тегеранскому двору, что без этого условия русское правительство не может поддерживать предположение о постройке дороги. Такое решение, может быть, и весьма благоразумное, будет все-таки неудачей для нашей дипломатии и, без сомнения, обрадует англичан.

12 декабря. Четверг. Сегодня полковой праздник гвардейского Финляндского полка и 50-летний юбилей генеральства графа Дмитрия Ерофеевича Остен-Сакена. По этому случаю я был целый день в полной форме: в десятом часу ездил поздравить юбиляра, потом доклад у государя, в час пополудни церковный парад, с 2 до 5 часов – совещание у Валуева, а в 6 – обед в Зимнем дворце. Старик Остен-Сакен совсем впал в детство: считает себя обиженным тем, что получил алмазные знаки Святого Андрея; говорят, ожидал фельдмаршальского чина; пристает ко мне просьбой о разрешении носить кавказский казачий мундир.

Совещание у Валуева было последнее; соберемся еще раз только для прочтения протокола. Опять говорили много, и, как всегда, благодаря искусству председателя все споры и разногласия приведены к нулю. Ровно никакого положительного результата, одни фразы и общие места.

13 декабря. Пятница. По заведенному порядку, государь распределял сегодня в одной из зал Зимнего дворца новобранцев по гвардейским полкам, но нынешнее распределение имело несколько новый характер: в первый раз в массе новобранцев среди тулупов и кафтанов стояли молодые люди во фраках и пиджаках. В числе их был только один, кончивший курс по 1-му разряду в училище правоведения, состоявший уже в гражданской службе; затем было до сотни молодых людей, кончивших курс в заведениях 2-го и 3-го разрядов. Только на немногих физиономиях выражалось некоторое смущение и неловкое положение, вообще же эта молодежь смиренно и простодушно подчинялась непривычной солдатской обстановке.

Опыт первого призыва по новому уставу о воинской повинности так удался, как трудно было даже ожидать. Самые закоренелые консерваторы, противники реформ, с боязнью относившиеся к нововведению, грозившему, в их глазах[44], распространением в целой армии заразы нигилизма, теперь замолчали и с улыбкой смотрят на этих мнимых революционеров в шеренгах между тулупами.