И его внезапный сын, и мать сына – смущены тоже.

Мать, в первую их встречу горевшая лёгкими улыбками и жестами, сейчас куталась в бесформенную кофту, теребила свисающий с шеи чёрный проводок наушника, на Знаева почти не смотрела, говорила мало. И выглядела в таком менее позитивном образе гораздо привлекательней.

Сын, едва сев за стол, извлёк телефон и попытался углубиться в смс-общение. Мать железным тоном произнесла: «Убери, пожалуйста» – и малый послушался.

Они ничего друг про друга не знали, видели друг друга второй раз в жизни, а между тем имели самую близкую кровную связь, какая только возможна у людей, – и теперь испугались, оробели.

Знаев понял это быстрей остальных, поймал официанта за край пиджака и заказал себе сразу много: суп с мидиями, селёдку с красным луком, чесночный хлеб, бокал пива, стейк из тунца со сливочным соусом и кунжутным маслом, бутыль воды с газом, кофе – чтобы и мальчишка тоже не стеснялся, пожрал вволю.

С той же целью – преодолеть стартовое стеснение – Знаев рассказал обоим, что уже четверть века следует правилу, установленному в голодной юности: в ресторанах заказывать только рыбу и морепродукты, потому что русский человек из средней полосы мясо ест часто, а рыбу – редко; следовательно, там, где есть выбор, нужно выбирать только рыбу.

Вероника наконец засмеялась, хлебнула из своего стакана: всё понятно! Теперь я знаю, в кого мой сын такой зануда!

На ключевом слове «зануда» – а Знаева так называли самые близкие люди – вечер кое-как тронулся с мёртвой точки. Сергей-младший, не чинясь, стал рвать зубами жареное; взрослые охмелели и заговорили. Она рассказывала, он уточнял. В воздухе над столом повисли образы прошлого. Единственная дочь внимательных родителей, рождённая в годы агонии Советского Союза, вдруг забеременела от случайного любовника, но отец и мать – во всём поддержали, и продолжали поддерживать, пока родила и растила. Молодая мамаша много сил посвятила сыну в первые годы. Когда мальчик научился завязывать шнурки и стал приносить из школы только «пятёрки», – решила, что дальше сын во всём разберётся сам; мужчина, в конце концов; мама стала больше жить для себя. Пыталась наладить что-то личное, но в жёстком поиске никогда не была, и замуж так и не вышла, да и хрен с ними, с мужиками, женщина не должна зависеть, почитай Машу Арбатову.

Много ездила, однажды четыре месяца прожила в Таиланде. И вообще без этого жить не может. Два раза была в Венеции. И неделю на Кубе.

Знаева расстроило малое количество событий, произошедших с его собеседницей; он бы хотел, чтобы удивительная история появления внезапного сына развивалась по нарастающей, чтобы вслед за удивительным мальчишкой и мать его оказалась столь же удивительной, необычной, какой-нибудь журналисткой, профессиональной прорицательницей, режиссёром-документалистом, мастером спорта по кёрлингу, барменом из крутого кабака или хотя бы майором полиции. Но увы, она была всего лишь мастером в области компьютерного дизайна и зарабатывала на хлеб, сидя за экраном на собственной кухне.

Сын и ухом не вёл, решительно пилил ножом стейк, запивал лимонадом. Его внезапный папа наблюдал, улыбался. Думал, что со стороны они трое выглядят как настоящая, всамделишная семья. Скреплённая любовью. Сильно переутомлённый отец, потрёпанный, но обеспеченный. Несколько менее переутомлённая мама в кофте труженицы интеллектуального фронта. И огромный их отпрыск, причина родительского переутомления, яблочной свежестью сверкающий; ещё год или два – и будет настоящий богатырь, косая сажень. Ест за четверых, аж за ушами хрустит, – а родители смотрят, ликуя внутренне: ура, вон какого вырастили, красивого, громадного. Счастливая ячейка, молекула заботы и взаимовыручки. Сейчас насытятся и разойдутся, отец с сыном – в кино, а мать – домой, поспать или посидеть в фейсбуке, провести два-три часа в тишине и уединении.

А за лакированными перилами веранды по тротуару мимо них проходили такие же счастливые и уверенные чьи-то сыновья, отцы и матери, сытые, звенящие от здоровья, любящие и любимые, настоящие.

Сына удалось разговорить, свернув на проблемы тяжёлой атлетики и спортивного питания.

– Говядина не так богата белком, – говорил он, глотая и запивая. – Лучше всего есть курицу. Куриные грудки. В ста граммах грудки содержится сорок граммов чистого животного белка.

– Углеводы? – подсказывал отец, подмигивая матери.

Сын кивал и отвечал:

– Обязательно. Кашу ем каждый день. Овсяную или перловую. Хлеб – тоже.

И забрасывал в рот кусок булки.

– Ещё нужен растительный белок, – напоминал отец.

– Орехи, – отвечал сын невесело. – Орехи – вкусные, я люблю. Дорогие они. Авокадо тоже. Всё, что содержит растительный белок, дорого стоит.

Отец смотрел на мать, а мать улыбалась немного нервно и пожимала плечами.

– Он математик, у него всё посчитано.

Потом сын ушёл в туалет.

Знаев жестом попросил у Вероники электронную сигарету и затянулся.

– Какая гадость, – искренне сказал.

– Извини, – ответила женщина. – С молодости курю, привыкла.

– Он крутой парень, – сказал Знаев. – Я должен тебя поблагодарить.

Вероника улыбнулась.

– Я тут ни при чём. Он рос как крапива. Сам по себе. Это – твои гены.

– Почему ты не нашла меня раньше?

Она сделала строгое лицо, неприятное, учительское.

– Не наезжай, ладно? У меня к тебе нет претензий. Это мой ребёнок. Рожала – для себя. Мне не было легко, но я не голодала. Сама себя обеспечивала. Родители помогали. И я, – она посмотрела на Знаева с вызовом и превосходством, – растила его с удовольствием. Мне нравилось материнство, оно меня раскрепостило. И сделало умней. Мои подружки ещё романчики крутили с двадцатилетними студентами, а я уже была вся такая на теме пелёнок. Это было прекрасно, Сергей. Я реализовалась как мать, и я очень довольна.

– Всё равно, – невесело произнёс Знаев. – Ты нашла бы меня, если бы захотела.

– Я искала. Но я тебе не Шерлок Холмс. Ты исчез, ты пропал. Ты оставил номер телефона, на котором всегда был включён автоответчик. Ты ни разу не позвонил. А мне было девятнадцать лет. Обыкновенная дура, студентка из Балашихи. В голове только Бунин, немного Булгакова и группа «Нирвана». Я просто гуляю вечером по бульвару. Я вижу, ты переходишь дорогу и жестом просишь, чтобы машины остановились, а позади тебя плетётся твой пьяный приятель, и ты его за руку тащишь. И перетащил через дорогу своего приятеля, и ужасно грубо сплюнул… И меня увидел… И стал извиняться… Извинялся долго. Я не знала, что можно так долго и красиво извиняться…

– Это я вспомнил, – искренне признался Знаев.

– Ты выбежал, словно из страшной книги. Дома, деревья, бульвар, жёлтые фонари, вечер, жарко, чёрные лакированные машины одна за другой… Ты выбежал, пиджак нараспашку, как призрак. Я дико испугалась. Я едва не описалась. Это было… красиво, Сергей.