его голосу хрипотцы. Он посмотрел на Эверли и Дилана, затем нахмурился, его глаза осматривали лужайку, как будто он ожидал, что из идеально подстриженной травы появятся люди. — О. Только мы трое?

— Похоже на то. — Эверли подавила улыбку.

— Хм. Может быть, тогда нам лучше пойти внутрь и согреться? — Уоррен выглядел полным надежды.

— Вам следует зайти внутрь, — согласилась Эверли. — А мы можем прогуляться. Ваша территория прекрасна.

Глаза Уоррена загорелись.

— Хорошо. Если вы направитесь к линии деревьев, то найдете тропинку, которая приведет вас к озеру. Следуйте по ней вдоль края, и она сделает петлю назад и снова приведет вас сюда. Если достигнете гор, вы заблудились.

Дилан рассмеялся, поймав взгляд Эверли.

— Поняли.

У них обоих было довольно хорошее чувство направления. Это было из-за того, что большую часть детства они провели на свежем воздухе. Они научились определять направление по свету, пробивающемуся между кронами деревьев, и по зарослям зеленого мха, цепляющегося за кору деревьев.

— Веселитесь, дети. — Уоррен поднял руку и зашагал обратно к дому, словно не мог поверить в свою удачу.

Дилан вложил свою руку в перчатке в ее, и они пошли по дорожке через лужайку, между ними воцарилось непринужденное молчание. Они почти не разговаривали во время обеда — ее усадили рядом со старыми друзьями семьи Карсонов, а Дилана и Миллера по какой-то невыносимой причине посадили рядом друг с другом. Возможно, Грейс подумала, что двое самых молодых мужчин в комнате составят хорошую компанию друг другу.

Но время от времени она чувствовала его пристальный взгляд на своем лице. И когда она поворачивалась, чтобы поймать его взгляд, на его лице появлялось странное выражение. Грустное сожаление, которое трогало струны ее сердца.

— О том, что произошло ранее в библиотеке, — сказал Дилан, когда они вошли в лес, воздух был заметно прохладнее после мягкого зимнего солнца.

— Нам не нужно об этом говорить. Все в порядке.

— Нет, это не так. Я был мудаком, и расстроил тебя, и мне жаль. — Он покачал головой, все еще держа ее за руку.

— Просто я не понимаю. Миллер кажется хорошим парнем.

— Он такой. — Дилан поджал губы. — Он хороший парень. Может быть, когда мы разведемся…

— Не говори этого. Я не собираюсь встречаться с Миллером Карсоном.

Он подавил улыбку.

— Хорошо.

— Я думала, он тебе понравился.

— Он хороший, но недостаточно хорош для тебя.

С дерева донеслась птичья трель. Она посмотрела вверх, но не смогла разглядеть птицу на голых ветвях.

— Кто был бы достаточно хорош для меня? — спросила она, улыбаясь.

— Кто-то, кто сделает тебя счастливой. — Выражение его лица было серьезным. — Кто-то, кто будет относиться к тебе, как к королеве, которой ты и являешься. Для кого задача всей жизни — вызывать улыбку на твоем лице каждое утро и каждый вечер?

— Ты описываешь кого-то из сказки. Реальность так не работает. — Они добрались до каких-то скал. Дилан нежно держал ее за талию, пока она карабкалась по ним. Она слышала его прерывистое дыхание, когда он последовал прямо за ней.

— Так должно быть.

— Знаешь, в чем твоя проблема? — спросила она, когда они добрались до другой стороны.

— Полагаю, ты собираешься мне рассказать. — На его губах заиграла улыбка. Ей понравилась эта легкая, расслабленная версия Дилана.

И да, ей также нравилась версия — горячий, злой собственник.

— Ты думаешь, что если ты не счастлив все время, то значит — ты неудачник. Но жизнь не такая. Не бывает солнечного света без дождя. И ты тратишь так много времени на борьбу с этими неприятными чувствами, что в конечном итоге только разочаровываешься.

Он моргнул.

— Правда?

— Почему ты был так зол на Миллера ранее в библиотеке? — спросила она.

— Потому что я мудак.

Она не смогла удержаться от смеха от его грубого ответа.

— Это неправда. Серьезно, почему ты разозлился?

— Он так легко относится к жизни. Как и ты. И наблюдая за вами обоими, я понял, что этого я тебе дать не могу. Я непростой парень, Эверли. Я напряженный, неспокойный, и у меня есть все эти чувства, которые я понятия не имею, как выразить.

— Думаешь, он легко относится к жизни? Думаешь, я такая же? — она покачала головой. — Это неправда. Вероятно, он кричит на барист, когда они неправильно принимают его заказ. Или пинает собак, потому что они слишком громко лают.

Дилан покачал головой.

— Ну, конечно.

— У тебя есть страсть. У тебя есть идеалы. Ты понятия не имеешь, насколько это горячо.

Его хватка на ее руке усилилась.

— Заткнись.

— Помнишь, когда ты поцеловал меня в шею в библиотеке? Такой злой, ревнивый и метящий свою территорию? Это было лучше, чем любой секс, который у меня был в жизни. И я не шучу.

Его взгляд потемнел, но он ничего не сказал.

— А тот факт, что ты хочешь всю ночь доставлять мне удовольствие, ничего не получая взамен? Это тоже было горячо, пока ты не начал вести себя как мудак.

— Я имел в виду каждое слово.

— Знаю. — Она подавила улыбку. Легкий ветерок шелестел в кронах деревьев, ветви над ними танцевали. — Но каждый раз, когда ты злишься… Это не обо мне, это о тебе. Ты продолжаешь бороться с собой, и это сводит тебя с ума.

— Это то, что ты думаешь?

— Да. — Она кивнула. От того, как он смотрел на нее, у нее перехватило дыхание. — У тебя есть идея, что ты должен быть сверхчеловеком, чтобы быть хорошим человеком. Что ты никогда не можешь ошибиться. Но ошибаться свойственно человеку.

— Нет ничего плохого в том, чтобы иметь идеалы.

— Да, это так. Но также нет ничего плохого в том, чтобы получать удовольствие. Жить настоящим моментом. Уступать тому, чего мы хотим. Есть чертов шоколад, пить чертово вино.

— Поцеловать свою чертову жену.

У нее перехватило дыхание.

— Да, поцеловать свою жену.

Он стянул перчатку и поднес руку к ее лицу.

— Я не хочу причинять тебе боль.

— И как справляешься? — тихо спросила она.

На его губах появилась улыбка.

— Не очень.

— Возможно, мне стоит самой побеспокоиться о себе. Если я подумаю, что ты причиняешь мне боль, я скажу тебе.

Его глаза изучали ее лицо, опускаясь к губам. Она приоткрыла их, затаив дыхание от жаждущего выражения его лица.

— Я не могу держаться от тебя подальше, — пробормотал он.

— Тогда не делай этого.

Он обхватил ладонью ее челюсть и провел большим пальцем по нижней губе. Его глаза потемнели, брови нахмурились, когда он вдавил большой палец в ее рот. Она провела языком по его плоти, и низкое рычание застряло у него в горле.

Он медленно вытащил его, и когда тот исчез, она уже скучала по его прикосновению. По его вкусу. Он провел влажным языком по нижней губе, а затем наклонился, чтобы провести им по ее губам.

Это было неправильно и в то же время так правильно. Как будто он хотел не просто поцеловать ее,