— Но ты же встречаешься с кем-то, — возразила я. — Тебя приглашают на свидания.

— Проблема не в этом. Все дело в Треворе. Понимаешь, каждый раз, когда я знакомлюсь с хорошим парнем, оказывается, что на самом деле его интересует Трев. Парней притягивает новизна ситуации. Шоу «Бев и Трев». Будет чем поразить приятелей в пабе. Но если я знакомлюсь с кем-то без Тревора, мужчины вроде как разочаровываются во мне. Никто не может полюбить меня как отдельного человека. — Этот разговор показался мне жутко знакомым — то же самое говорили близнецы. — В пятницу у меня свидание с одним парнем, — продолжала она. — Но я боюсь, он опять влюбится в Трева.

— Тогда не бери его с собой.

— Но он с ума сойдет. Я не люблю оставлять его одного.

— Пусть приходит ко мне. Тревор, не желаешь ли поужинать со мной в пятницу вечером? — Он завилял хвостом. — О'кей, в семь тридцать, самое позднее в восемь. Если ты вегетарианец, предупреждай сразу. Так, вернемся к делу. — Я взяла один из альбомов, пролистала и вдруг замерла. Взглянула на картину, потом на Бев… Идеально.

— Придумала, — сказала я. И показала ей балерину Дега, готовую выпорхнуть из-за кулис в тонкой, как паутинка, пачке.

Пару секунд Беверли разглядывала картину и вдруг просияла.

— Да. Подходит идеально, — произнесла она.

— Так что же вас беспокоит, Сара? — В четверг вечером я, как обычно, вела программу по звонкам радиослушателей.

— Проблема в том, что мне тридцать девять, и я до смерти боюсь сорокалетия. Что мне делать?

— Сара, милочка, — по-свойски ответила я. Я всегда говорю со слушателями как с друзьями: им это нравится. — Милочка, — повторила я, — сорок в наше время — все равно что тридцать. Кто угодно вам скажет. Сейчас этот возраст переживает бум. Как же Найджелла[15]? Как же Мадонна? Посмотрите на них!.. Ха-ха! Я придумала! Проблема решена! Вам просто нужно сменить имя, чтобы в нем были двойные согласные! На четвертой линии у нас… — Я вгляделась в компьютерный экран. — Кэти… — Кэти? Черт, черт, черт!

— Я хочу, чтобы все слушатели узнали, какая ты мерзкая, МЕРЗКАЯ пакостница, Роуз Костелло! Из-за тебя от меня ушел муж. Сидишь в своей тепленькой студии и раздаешь советы, как Папа Римский, но это ты разрушила мою жизнь, корова несчастная. И ты поплатишься за то, что со мной сделала, за то, что уничтожила мой брак, полезла не в свое дело, мразь! Ты заплатишь мне за все — помяни мои слова, ты очень пожалеешь, что встала у меня на пути… — Психопатку Кэти быстренько заглушили. Через стекло студии я смерила Уэсли убийственным взглядом.

— К сожалению, на сегодня это все, — произнесла Минти с профессиональной выдержкой. — Слушайте нас на следующей неделе. И не забудьте, если у вас есть проблемы, не переживайте — спросите Роуз.

— Уэсли, — сердито выпалила я, распахнув дверь студии. — Какого черта ты опять пустил на линию этого ротвейлера? Если мне захочется, чтобы меня запугивали и оскорбляли, я попрошу своего редактора, и он будет рад делать это хоть каждый день.

— Извини, — промычал Уэсли. Его лысина поблескивала в свете студийной лампы. — Она сама… понимаешь, сама как-то просочилась.

— Ты записал ее номер?

— У нее защита от определителя.

Ага! Так я и думала.

— Понимаешь, кто-то — возможно, она — звонит мне домой и дышит в трубку, и мне это уже надоело.

Сидя в такси по дороге в Кэмбервелл я подумала: что, если эта женщина не просто жалкая психопатка, а на самом деле опасна? Один раз у Дафны, психолога «Дейли геральд», появился один ненормальный, который ее преследовал и в конце концов пробрался к ней в офис с топором. Сейчас он в длительном отпуске в психушке. Что если Безумная Кэти тоже решит сделать что-нибудь подобное?

Двойняшки секретничали по поводу своих костюмов, а вот Тео еще не определился. Ему бы предстать в образе статуэток Джакометти, подумала я, тайком разглядывая его хрупкую фигуру[16]. А мы с Бев отправились в магазин «Безумный мир» в Ченсери-лейн, чтобы взять маскарадные костюмы напрокат. В такси она рассказала мне, как прошло вчерашнее свидание. Бев была разочарована.

— Представляешь, он предложил, чтобы каждый заплатил сам за себя! Вот убожество!

— Я всегда сама за себя плачу, — удивилась я. — И что в этом такого? Мы же современные женщины.

— Но не на первом же свидании, — возмущенно возразила она. — Это ни капли не романтично.

— Когда мы ужинали с Эдом, я всегда платила сама за себя.

— Что? С самого первого свидания?

А я даже и не задумывалась, что в этом есть что-то плохое.

— Да, — ответила я. — С первого свидания. Он тогда только что купил большой дом, так что мне показалось справедливым, чтобы мы платили поровну.

Я доставала костюмы с вешалок, а Тревор помогал Бев переодеться. Снял ее туфли зубами, а когда она скомандовала ему: «Тяни, Трев! Тяни!», стянул с нее спортивные брюки. Я протянула ей балетную пачку через занавеску и помогла завязать ленточки на пуантах.

— Ты выглядишь… очаровательно! — сказала я. Такая хрупкая.

— А ты похожа на заходящее солнце! — На мне была апельсиново-оранжевая греческая туника до пола с тончайшей плиссировкой. — Будто сошла с картины прерафаэлитов, — сказала Бев. — Тебе очень идет. И мне кажется, мы повеселимся на славу.

Вечером в день маскарада мать Беверли приехала посидеть с Тревором, так как он не выносил громкой музыки и не любил засиживаться допоздна. Бев, Тео и я поймали такси и вместе поехали в отель. Тео и Бев виделись впервые, но между ними сразу же возникло взаимопонимание, и, хотя Бев очень независима, она позволила ему везти свою коляску. Когда мы миновали арочный свод Сомерсет-хауса и очутились в огромном саду, я затаила дыхание. Брызги фонтанов с подсветкой поднимались вверх, словно павлиний хвост. Позади, на катке под открытым небом, мечтательно кружили фигуристы под звуки венского вальса. Шагая к роскошному навесу, мы заметили первых гостей, прибывших на бал. Изобретательность их костюмов поражала — все превзошли самих себя. Вместе с нами сдавали пальто священник эпохи Медичи, Фрида Кало, будто сошедшая со своего автопортрета, и Генри Восьмой с полотна Гольбейна. У рождественской елки красовался юный Дионис Караваджо с вплетенными в волосы виноградными листьями и гроздьями. Строгий Рембрандт беседовал с обворожительной Саломеей, которая игриво подбрасывала в руке голову Иоанна Крестителя. Не обошли вниманием и изумительные работы современных художников. Высокая, худощавая женщина с длинным угловатым лицом была идеальным воплощением Модильяни. Гибкая девушка в кобальтово-синем трико явно представляла позднего Матисса. Ван Гог с забинтованным ухом разговаривал с женщиной, одетой как Мерилин Монро. Это была Мерилин Монро Энди Уорхола с лимонно-желтыми волосами, розовой кожей и голубыми ногами. Она даже обмотала колючей проволокой подол знаменитого пышного белого платья. Большой популярностью пользовались сюрреалисты. У одного мужчины на голове чудом удерживался телефон-лобстер Дали, но самым удивительным был костюм по мотивам «Терапевта» Магритта. Выше талии на госте красовалось подобие птичьей клетки с двумя белыми голубями и полузадернутым красным бархатным занавесом, а нижней частью костюма служили строгие брюки в тонкую полоску и начищенные черные ботинки.