Аля держала тогда в руках мини-гроздь из трёх бананов и думала: ну, вот, мне сделали приятное, купили бананы подешевле, хотя там, где дешевле, наверняка просто больше обвесили. Денис, само собой, ничего не заметил, да и Алевтина постаралась забыть такую мелочь.

Мысли ворочались в голове – сонные, неуклюжие, обрывочные, будто даже стесняясь того, что они именно такие.

Ну, как могла такая умная девушка, как я, попасться? Просто отключила ум (разве от него много горя?) и поплыла по течению. Доверилась давнему другу. Теперь лежу тут, придавленная ржавой подковой своего счастья, и пошевелиться не могу – тяжелёхонько счастьице оказалось. Сама виновата. Разбередила детский бред… А тут у Татьяны нормальное постельное бельё, в цветочек. Постель одинокая, но почти уютная.

Засыпая после долгого пустого дня с провалами в памяти, Алевтина вспомнила, что сегодня снова ничего не ела, кроме одного нектарина. Только много пила, будто собираясь растворить и вымыть водой кристаллы, коржи и корки боли. Но есть совсем не хотелось. Не страшно. Это полезно. Разгрузочный день получился. Уже три разгрузочных дня.

Ночью обрушилась гроза. Алевтина проснулась от грохота и холодного ветра, что врывался в комнату через открытые форточки. Закрывая окна, она замерла, разглядывая потоки на стёклах. Капли – большие и маленькие − наперегонки скатывались вниз, образуя зигзагообразные дорожки. Ну, вот! Даже безликие капельки выбирают свой путь сами и достигают каких-то целей, а люди, порой, никчёмнее капелек.

И мне надо так. Как гроза. Нужно прогреметь что-то, выбросить, выплакать, иначе взорвусь, с ума сойду.

Но слёз не было. Только дождь. Как в мелодраме.

Начался четвёртый день после…

Уже который раз Дашка работала будильником, будто с утра проверяя, всё ли с сестрой в порядке.

− Алька! Лёшка мне уже сто раз звонил, спрашивал, как у тебя дела?

− Ты что ему рассказала?!!

− Нет, что ты! Ни слова. Но он как чувствует, что тебе плохо.

− И не вздумай ничего говорить!!

Алевтина придерживалась проверенной тактики: если никто не знает, то будто ничего и не было.

− Но он всё-таки твой муж.

− Бывший.

− Настоящий! Вы всё ещё женаты, забыла?

Алевтина механически убрала с массажной щётки клок волос. Сыпятся. До этого волосы у Али сыпались в первый месяц, когда она получила от папы свою фирму – она тогда боялась, что не справится, и сильно нервничала. А ещё за неделю до свадьбы посыпались, Аля даже опасалась, что задуманная высокая причёска не получится. Но всё задуманное тогда осуществили на высочайшем уровне.

А ведь Денис нравился только маме. Лишь она позволила себе очароваться обаянием молодой особи противоположного пола и даже сказала однажды, что Денис Удовенко её, Алина, судьба. Бабушка этого ухажёра невзлюбила сразу, ещё как только завидела, как они на качелях во дворе катаются.

– Алечка, внученька, дался тебе этот Денис! Ты себе лучше найдёшь!

Но Аля думала, что бабушка просто не хочет, чтобы внучка-москвичка влюблялась в бердянца.

Папа тоже заявил, что Денис Алевтине не пара. На просьбы объяснить, почему, отвечал: подрастёшь – поймёшь.

Подросла. Поняла. Прав был папа: он за версту учуял мезальянс. За тыщу вёрст.

Обо всём этом Алевтина уже написала в Послании вчера вечером:

Такой холёный, ароматный предстал.

Лучше б ты так за своей душевной чистотой следил.

Где тот ТалисМальчик, которого я знала?

Что ты с ним сделал?

Куда подевал?

Тот человек, которого я знала в детстве, и тот, что предъявился мне за время виртуального романа, закончился. Как будто в тот наш первый и последний день ты выжал из себя капли, самые уже остаточки всего хорошего, и остался заполнен только плохим.

Два совершенно разных человека. В двадцать и теперь. Тогда ты расцвёл в полную силу всем хорошим, что в тебе было, потом сорняком и быльём пошлости поросло всё хорошее, и стал ты таким, каким я тебя нашла. Попытался, правда, наспех выполоть сорняк и очиститься, да не успел. Или не захотел, или передумал, потому что давно сроднился с сорным своим настоящим. Потому что тебя, как оказалось, не раздражает сорняк посреди твоей жизни, как не нервирует остов проводов вместо люстры посреди зала. Тогда, в двадцать, ты был взрослым, сейчас, в тридцать – инфантильным. Разве так бывает?

А я так и не поняла, когда тебя подменили: в институте, в армии, после армии – когда? Но передо мной предстал совсем другой человек. Или просто оборотная сторона того же человека: сначала демонстрировал орла, а теперь решку – любуйтесь и вы, я без комплексов, и своей малоценной решкой горжусь не меньше, чем орлом.

В юности меня очаровывала твоя особая повадка: оттянутость в движениях, загадочная молчаливость. Я думала, что так в тебе сквозит мужчина, а ты просто придерживал ставни, чтобы их сквозняком не сорвало и не продемонстрировало мне враз всю твою натуру. Иными словами, в моём присутствии ты постоянно себя контролировал. Потому только тебе и удалось дотянуть почти до тридцати лет положительное впечатление о себе: встречи были редкими, а контроль жёстким. Но зачем?

Неужели ты думал, что потянешь такую, как я? Ведь ты знал, что я из совсем другого мира. Или здесь сказалась заурядная мужская самоуверенность? Ведь мужчина всегда считает, что достоин самой лучшей женщины. Но при сцепке в мезальянсе, когда один из партнёров стоит выше другого, возможно только одно решение их проблемы: подъём нижестоящего партнёра вверх. Наоборот – стащить того, кто выше, вниз – ни разу не срабатывало. Разве что на короткое время.

Я до сих пор опасаюсь пускаться в рассуждения, которые унизили бы тебя. Но мои морали вряд ли вообще подействуют – ведь у тебя невозможно отнять шпагу. Ты бесшпажный, и всегда был таким, с самого рождения. Это я выдала тебе шпагу, пошила плащ и обязала всё это носить. И ты носил. Аккурат в моём присутствии. В другое время ты забрасывал куда-нибудь и плащ, как ненужную тряпку, и шпагу, которая путалась под ногами. Плохому дворянину шпага даже ходить мешает. Я это слишком поздно поняла.

Возможно, когда-нибудь, в одном из следующих воплощений, ты реализуешься как тот рыцарь без страха и упрёка, проблески которого мне продемонстрировали, но явно не в этой жизни. Ведь если верить древним и новым философиям, каждая душа проходит путь от скота до бога. Выходит, мы просто на разных ступенях, и к Богу поближе я, с обычным золотым кулоном на шее, а не ты, носящий освящённый крест. Что, если я была твоим шансом перепрыгнуть через несколько ступенек эволюции?

В какой-то момент мне показалось, что в другую эпоху ты мог бы быть – нет, не рыцарем, и не благородным идальго, а чем-то попроще: пажом или оруженосцем, который обычно сопровождает главного героя, но сам им не является. Но они, как правило, добрые – раз, и хитрые, но уважающие ум – два. Не подходит. Может, благородным разбойником, пиратом, гусаром или казаком? Тоже нет. Ключевое слово – благородный. Жадные, способные предать и сбежать, изгонялись даже из стаи разбойников. Или сжирались ею при первой же возможности. Тоже не для тебя. Но тогда кто же ты? Интриган, аферист, мелкий мошенник, Дон Жуан, Мюнхгаузен, карточный шулер и крупье в своём собственном казино за обшарпанными дерматиновыми дверями.