докладу МГЭИК, чтобы избежать наихудшего варианта развития событий, нам нужно к 2100 году ограничить рост глобальной температуры полутора градусами. Однако, если все продолжится по-старому, этот рост составит два-четыре градуса.

В основе наших историй — реальных или выдуманных — часто лежит предупреждение о том, что случится, если мы не начнем решать проблему прямо сейчас. И хотя нас может небезосновательно пугать изменение климата, гораздо больше нам стоит бояться собственной апатии и бездействия. Изменение климата не сводится к текстам на дисплеях, а мы — к несчастным жертвам неотвратимой судьбы. Это не вымышленное нашествие живых мертвецов, не безумный генерал со своей красной кнопкой и не Солнце, которое поглотит нас через миллиард лет. Мы делаем это своими руками — и себе во вред. И только мы сами можем что-то изменить.

Безусловно, мы все еще можем снизить нагрузку на окружающую среду и избежать наиболее катастрофических последствий глобального потепления — изменив методы производства продуктов питания и пищевые привычки или прекратив массовую вырубку лесов и добычу ископаемых, равно как и вкладываясь в возобновляемые источники энергии. Это потребует совместных усилий отдельных людей, правительств и корпораций по всему миру. Но почему мы до сих пор не можем собраться с силами?

Возможно, мы просто ошеломлены масштабами и глубиной проблемы в сочетании со сложностью координирования глобальных усилий для полного изменения нашего образа жизни. Страх перед гигантской задачей нас парализует. Некоторые уже подняли руки в знак своего поражения, обреченно утверждая, что мы ничего не можем сделать. Но эта «экотравма», судя по всему, влияет на диалог об окружающей среде: уже слышны голоса, говорящие не о панике и катастрофе, а о возможных решениях. Например, австралийский документальный фильм «2040» (2019, режиссер Деймон Гамо) показывает будущее, в котором проблема изменения климата решена с помощью технологий, доступных нам уже сейчас. Оптимистический настрой этой картины вселяет надежду и воодушевление и призывает нас действовать.

Одной из причин долговечности франшизы Джина Родденберри «Звездный путь», со всеми ее телесериалами, кинофильмами, новеллизациями, видеоиграми, ремейками и cпин-оффами, произведенными с 1966 года до наших дней, следует признать позитивный подход к будущему и много возможностей, которые предлагаются фанатам. Согласно вымышленной хронологии, на которой основана история космической утопической Федерации XXIII века, когда-то в середине XXI столетия на Земле происходят война и экологическая катастрофа, приводящие к полному коллапсу. И только дойдя до края, человечество находит в себе силы объединиться и построить гармоничный новый мир[106].

Однако же большинство историй о климатическом апокалипсисе скорее апеллируют к нашим страхам. Некоторые из этих историй поумнее и поаккуратнее, как, например, тщательно обоснованная и проработанная трилогия Кима Стэнли Робинсона «Наука в столице» («Science in the Capital»)[107]. В ней автор экстраполирует сегодняшние тенденции изменения климата на ближайшее будущее, весьма правдоподобно описывая всю серьезность ситуации: многие персонажи трех романов — ученые, подробно объясняющие своим собеседникам все возможные последствия климатических процессов. Однако прочие авторы предпочитают разбавлять науку большими дозами мелодрамы. Писателям и режиссерам нужны захватывающие коллизии и драматические твисты, которые в своем чисто научном изложении не так уж и занимательны. Поймите меня правильно — проблема климата крайне важна, но она такая незаметная, а температура изменяется медленно и постепенно, так что это совсем не напоминает истории о судьбоносном противостоянии хороших и плохих парней, которые так любят в Голливуде.

Современная культура старательно подражает современному же обществу: лошадиные дозы кофеина и сахара, зачастую с вперемешку с наркотиками, делают социум настолько зависимым от различных стимуляторов, что не остается ничего другого, как только постоянно увеличивать их объемы. По сути, сегодняшняя культура и есть гиперстимулятор. Изменение климата плохо описывается с помощью этого возбужденного и возбуждающего популярного дискурса, но иначе привлечь внимание людей к проблеме крайне трудно.

Люди легко осознают непосредственные угрозы: заморозки, преследующие главных героев в фильме «Послезавтра», — яркий образ прямой и явной опасности. В реальности изменение климата развивается постепенно, и даже если люди понимают всю важность проблемы, им тяжело представить всю ее безотлагательность. Хотя некоторые последствия уже можно наблюдать воочию, они весьма неравномерно распределены по планете. Все мы ужасаемся картинам австралийских пожаров, но это происходит не с нами. Изменение климата еще не срикошетило по большинству людей. Поэтому угроза, которая реализуется только через десять лет, может казаться предотвратимой, а сто лет для нас — все равно что миллион. Чего практически никто не понимает, так это того, что решение проблемы — тоже очень медленный процесс и что уже сегодня нужно принимать меры, которые дадут результат весьма нескоро. Как точно заметил писатель Уильям Гибсон в своем твиттере, «у нас никогда не было культурной модели апокалипсиса, который длится сто или двести лет. Мы просто не умеем снимать фильмы или сочинять песни о таких медленных катастрофах»[108].

Экоактивист Джордж Маршалл считает изменение климата «окончательным вызовом нашей способности понимать окружающий нас мир. В гораздо большей степени, чем любые другие проблемы, оно раскрывает механизмы работы нашего мозга и показывает наш исключительный и врожденный талант видеть только то, что мы хотим видеть, и не замечать все то, чего мы предпочитаем не знать»[109]. По его мнению, наше бездействие становится результатом не недостатка знаний или отсутствия политической воли, но нашей неспособности понять происходящее. Сейчас мы действуем вопреки требованиям реальности, поскольку иначе нам пришлось бы ее признать. Другими словами, мы имеем дело с проблемой буквально окружающей среды. Пока эта среда нас окружает, мы не погружены в нее полностью, а потому нам трудно взглянуть на нее и на себя как бы со стороны. Мы можем позволить себе игнорировать проблему и дать ей отойти на второй план, стать фоном — и будущим.

Таким образом, хотя мы в теории и боимся изменения климата, в нашем сознании оно не стало той проблемой, которая прямо влияет на многих жителей стран Запада, и поэтому не становится приоритетной по сравнению с другими напастями. Страх перемен и нарушения сложившегося порядка вещей, а также боязнь потерять роскошь и комфорт, к которым мы так привыкли, перевешивают осознание угрозы, что развернется лишь в будущем. Например, один из аргументов против смены образа жизни состоит в возможных экономических проблемах, от которых многие пострадают. На самом же деле многие исследования показывают, что мы получим массу преимуществ — например, новые рабочие места и улучшение нашего физического и психического здоровья. Но даже если остановка некоторых отраслей, таких как добыча угля, не сразу компенсируется развитием новых зеленых технологий, нам не следует проявлять близорукость: нужно учитывать и интересы будущих поколений. Это