М-да, что-то у меня сплошь гастрономические ассоциации. Вероятно, это означает, что пора подкрепиться. Поужинал я на скорую руку, бутербродами: Ника уже спала, а самому готовить было лень, точнее, жаль отрываться от работы, которая пошла вдруг на всех парах. И, по-моему, неплохо получилось, хотя надо еще на свежую голову посмотреть.

Завернувшись в банный халат, я с надеждой на сытный завтрак отправился на кухню, откуда уже доносились специфические ароматы. Значит, Ника уже встала и что-то готовила. А если быть совсем точным, сидела возле плиты, на которой что-то явственно дымилось, и дула на обожженный палец.

Вместо того чтобы броситься ее жалеть, я бросился снимать с плиты сковороду, содержимое которой явно собиралось превратиться в угли.

Ну вот вам и casus belli[2]. В смысле – повод может быть любым, было бы желание.

Желание в последнее время у Ники присутствует постоянно:

– Ты только о жратве и думаешь, – заявила она вместо приветствия. – Как только не лопнешь!

Не столько о жратве, подумал я, сколько о том, что, если кухня провоняет гарью, ее за неделю не проветришь, никакой кондиционер не спасет. Вслух возразить, разумеется, не решился – взорвется. Наивный. В таком состоянии у Ники взрыв вызывается самим фактом моего существования.

– Ты обожглась, маленькая моя? Чем помочь? – довольно фальшиво (ну и с запозданием – после сковородки, этого она не простит) попытался посочувствовать я.

– Разбегись и двинься башкой об стену, – порекомендовала Ника тоном, ледяным, как торосы моря Лаптевых. – Все из-за тебя.

Уточнять, каким образом я, отсутствуя на кухне, послужил причиной ожога, не было никакого смысла. Если уж Нике пришел каприз назначить кого-то (меня, кого же еще) виновным – все. Смерено, взвешено, отрезано. Обоснования ей без надобности.

– Если бы я не готовила тебе завтрак, не обожглась бы!

С ума сойти! Даже обоснование в этот раз нашлось!

Назвать завтраком пересушенные, больше похожие по вкусу на бумагу тосты и полусгоревшее содержимое сковородки (отдаленно – на пару парсеков – напоминающее яичницу с беконом) у меня, честно говоря, язык не поворачивался. Но лучше не спорить.

– Тебе положить? – спросил я с самым мирным видом, получив в ответ развернутую рекомендацию, куда именно я могу отправить упомянутую яичницу. Вместе со сковородкой, хотя вряд ли эта операция анатомически возможна. Эх, что б мне на четверть часа раньше на кухне появиться! И завтрак бы приготовил нормальный, и Ника, может, поспокойнее была бы. Что-то она сегодня больше обычного разбушевалась.

Не успел я приступить к поглощению «яичницы», буря продолжилась:

– Ты небось решил, что приобрел себе прислугу, так? – Вероника никогда не повышала голоса; гневаясь, она цедила слова, словно выплевывая их в собеседника. – Совсем недорого, очень удобно, да?

Я молча ел, опасаясь, правда, получить в голову каким-нибудь подручным предметом. К чести Ники следует сказать, что швырялась она целенаправленно мимо, но ведь лиха беда начало, вдруг да попадет, решив, что так веселее. Однако сегодня обошлось чисто вербальным воздействием. И знаете, что я вам скажу? Слова бьют больнее материальных объектов. Я держался из последних сил. Очень хотелось ответить, но спорить с Никой – то же самое, что объяснять нотную грамоту камню на склоне видного из наших окон горного хребта. Да и то мне иногда кажется, что до камня достучаться легче.

Поднявшись из-за стола, я со всей доступной мне решительностью сказал:

– В общем, довольно, дорогая. Наймем домработницу. Давно нужно было это сделать.

– Ах ты, боженьки мои! Неужели мой драгоценный тормоз допер наконец до очевидного? – саркастически выплюнула Ника.

– Вообще-то я давно тебе предлагал… Эдит свидетельница…

Вот дурак, знаю же, что возражать – себе дороже.

– Мужчины не предлагают! – перебила она. – Мужчины делают! Впрочем, что ты, – выделила она это слово, – можешь об этом знать.

– Вот и отлично. Сегодня и поищу. – Оборвав ядовитый поток, я вышел, с размаху затворив кухонную дверь. Ну… придержал, конечно, чтобы не хлопнула.

Ох, давно надо было не предлагать, а сделать. Да, я пытался несколько раз, но все кандидатуры Ника отвергала практически с места. Ну все. Нужно просто поставить ее перед фактом. Благо у меня на примете есть претендентка с отличной рекомендацией. После очередной отвергнутой кандидатуры я посоветовался с Эдит. Через силу – не очень люблю с ней общаться. Но зато Эдит пользуется неограниченным доверием Ники. И по моей просьбе посоветовала мне одну женщину.

Вот пусть теперь Ника попробует придумать какие-нибудь возражения.

04.09.2042. Город.

Национальный театр оперы и балета. Герман

Большинство людей полагают, что работа балетмейстера-постановщика – это сплошной безудержный полет фантазии в окружении прекрасных длинноногих балерин. Сказка, в общем. Большинство ошибаются. И это как минимум.

Строго говоря, «сказочных» работ вообще не существует в природе. За просто так денег не дают. Любая работа – даже самая любимая – это бесконечный труд. Да, приятнее, когда этот труд проходит в окружении длинноногих и прекрасных (время от времени) балерин, да еще и – действительно – эпизоды безудержного полета фантазии в нем присутствуют.

Но по большому счету эти эпизоды – лишь составляющая (и не самая масштабная) работы балетмейстера. Хотя именно ради них можно терпеливо перемалывать все остальное. Остального, надо сказать, гораздо больше. В основном это бесконечная, занудная, утомительная деятельность, которую можно обобщить словом «административная». Эта деятельность крайне далека от полета творческой фантазии, но именно она создает фундамент постановки. Ведь любой балет – это сложнейшая многомерная конструкция (да еще и подвижная), в которой задействовано множество совершенно разных людей и столь же разнообразных ресурсов. Выстроить этот механизм и управлять им – это гораздо больше, чем придумать собственно балетную постановку: со всей хореографией, мизансценами, декорациями, музыкальным и световым оформлением и так далее, и тому подобное. И не надо думать, что прожекторами занимаются осветители, афишами – отдел рекламы, а оформлением сцены – декораторы. Они – сами по себе – так назанимаются, что все не то что рухнет, а даже не воздвигнется. Простой пример: чтобы сказать «балет», нужны, казалось бы, только голосовые связки… ах да, еще рот – для артикуляции (чтобы вышло слово, а не тупое мычание)… ах да, еще легкие (вдоха-выдоха не то что слова, мычания не издашь). Но главное – нужен центр управления всем этим. Мозг. Так и с балетом (да и со всем чем угодно). Безусловно, можно делегировать полномочия соответствующим службам. Но прямое руководство надежнее.

А еще добавьте ко всем этим техническим надобностям то, что собственно танцевальная труппа – собрание живых людей. Талантливых, амбициозных, каждый со своими «закидонами» (как грызутся между собой эти нежные длинноногие сильфиды – никаким рыночным торговкам и не снилось). Если не выстроить закулисные взаимоотношения – и на сцене выйдет полный раздрай.