Однако есть одна очень умная книга, называемая "Боевой устав вооруженных сил". И она гласит — даже у съеденного есть, по меньшей мере, два выхода. Но, чтобы найти эти выходы и воспользоваться ими, следует обратиться к карте местности. Что я и сделал. Опыт, приобретенный в войсках, выручил меня уже в который раз в жизни.

— Значится так, мальчики и девочка, — произнес я. — Значится так. Вот здесь, — я ткнул пальцев в пересечение трех ломаных линий на карте. — Здесь железнодорожная развязка. Не важно, в чьих руках она находится, транспорт здесь точно есть.

— Это откуда такая уверенность? — поинтересовался башкир.

— Это оттуда, что учителя, и у нас, и у них — одни и те же, — отрезал я. — А, значит, ни один транспортный узел, или узел связи, не может остаться без присмотра. Если там свои — сдадимся в плен, и через неделю будем дома. А если нет…

— А если нет — это самоубийство, — заявил Наиль.

— Да нифига подобного. Если нет — то это диверсионная операция. Gott sei Dank, не впервой.

— И сколько до туда? — осведомился Калач.

— Если сопли жевать перестанем, то к утру доберемся, — заверил я.

— Ха! — ехидно усмехнулся охотник. — Дожить бы еще до утра.

— Не хочешь — заставлять тебя не буду, — ответил я.

— Аллах с тобой, — сдался Сафин. — Давай махнемся?

Он кивнул головой на шашку, предлагая в замен "Калаша". Пустого "Калаша" — патроны у следопыта закончились. А у меня же остались еще два магазина от "Грозы", заткнутых за пояс. Тульские оружейники даже близко не были дураками, предусмотрев взаимозаменяемость не только рожков ТКБ-0239 и АК-103, но и многих других частей. Автоматика-то одна и та же! Поразмыслив, я согласился, отдав башкиру сакса, и забрав Калашникова. Тяжесть огнестрельного оружия в руках подействовала успокаивающе. Все же, автомат — это автомат, а сабля — это сабля.

— Есть хочу, — пожаловалась Сохновская.

Вообще, девчонка держалась молодцом — вся в отца. Другая давно бы билась в истерике. Эта же стойко принимала все тяготы и лишения походной жизни. Но, к сожалению, вещмешки с остатками сухпайка остались с другой стороны скалы. Там, где зверь прикончил Булата с Тарасом. Понятно, что возвращаться никто не собирался.

У Наиля нашлась плитка шоколада, у Алексея — початая упаковка жвачки, у меня — фляга с коньяком. Прямо, целый пир! Наскоро подкрепившись, мы начали марш-бросок. Очень хотелось бы надеяться, что последний.

По моим расчетам, на железнодорожном узле мы должны оказаться как раз к утру. Будет время, чтобы осмотреться, и, если развязка окажется в руках террористов — захватить какую-нибудь машину затемно, пока все спят.

Мы шли напрямик через лес, местами пробираясь по открытой местности, по лысинам холмов. Насколько хватало глаз — нигде не встречалось признаков цивилизации. Неудивительно, что хищник прожил столько времени в этой глухомани, оставаясь, практически, никем незамеченным. Что там Сорокин говорил? Что до войны все было спокойно? Это же сколько, получается, лет этой твари? Не меньше полусотни! И за все полвека, что зверь орудовал в окрестных лесах и горах, единственным свидетельством его существования были лишь пропавшие люди. Но одной байки, легенды, или живого очевидца. Это настораживало. Похоже, живым от него еще никто не уходил. Но, рано или поздно, на каждую жопу с хитрым лабиринтом найдется свой болт с резьбой под восемнадцать. Слабое утешение.

Я не мог не заметить, что у Калачева с Сохновской намечался роман. Уж слишком красноречивыми были взгляды, которыми они обменивались. И слишком нежно сержант прижимал к себе девчонку, перенося ее через бурные мелководные горные реки. Так, глядишь, станет зятем Антона и подсидит меня на моем месте. Оно и к лучшему. Свалю с семьей куда-нибудь подальше, и заживу спокойно. Жаль, за кордон пока не выпустят. Хотя, даже если наши меня выпустят, вряд ли кто-нибудь, с моим послужным списком, впустит меня к себе. Ведь бывших, как это известно, не бывает. Уже под вечер, когда все порядком устали, а Даша и вовсе не шла, и еле плелась, повиснув на плече боксера, Лешка взял ее на руки, и так мы продолжили путь.

Темнело пугающе быстро. Буквально через полчаса мы оказались в практически полной темноте, освещаемой лишь слабым светом звезд, тусклым фосфорным свечением стрелок компаса, и огоньками двух сигарет. Если волк, и в самом деле, ни разу еще не выпустил никого живым, то и сейчас ему нет никакого резона изменять своим привычкам. А, значит, очень скоро он нападет. И играть, скорее всего, уже не будет. Просто порвет всех в клочья — и все.

Такие мысли крутились в голове не только у меня. Калач, перекинув журналистку через плечо, обеими руками сжал автомат. Наиль тоже положил ладонь на эфес сабельки. Я поправил "Калаша", висевший на ремне на шее. Только покажись, щенок! Порвем, как Тузик грелку!

И он показался. Без лишних понтов, всяких завываний и тому подобного. Волк молниеносно выпрыгнул из темноты, схватив охотника своими чудовищными челюстями. Наиль дико завопил, но дотянуться до шашки не мог — правая рука оказалась прижата к телу зубами хищника. Даша завизжала еще громче.

Сержант, поставив девчонку на землю, загородив ее собой, поднял ствол "Калаша". Но стрелять не решался — линию огня перекрывал пока что живой боец. Я оказался практичнее. Какого черта? Так или иначе, от зубов монстра, или от пули, Сафин все равно умрет. Только в первом случае — более мучительно смертью.

— Сука, — процедил я сквозь зубы, нажимая крючок.

Автомат заговорил, освещая лес сполохами огня. Ко мне присоединился боксер, накачивая зверя свинцом. Отброшенный градом пуль, волк кувыркнулся по земле, но воющего Наиля не отпустил. Наоборот, словно давая нам время перезарядить оружие, он неспешно сдавил челюсти, перекусывая жертву пополам. Крик следопыта зашкалил на высокой ноте, перешел в булькающий хрип и прекратился. Бестия прикончила еще одного солдата моего отряда.

Засунув в горловину приемника последний магазин, я полоснул очередью по крупной туше чудовища. Лешка вообще отбросил "Калаша", выхватив из кобуры "Гнома". Похоже, у него с патронами было еще хуже, чем у меня. Встретив мою очередь, широко расставив лапы, волк словно и не почувствовал ее, лишь чуть вздрогнув, когда в него вошла первая игла.

Но на гром артиллерии Калача реакция оказалась другой. Первая пуля калибра 12,5 миллиметров ударила хищника в плечо, почти развернув его огромный корпус. Бестия болезненно взвыла! Вторая маслина попала в грудь зверя, отбросив его на пару шагов. Третью волк попытался поймать, щелкнув зубами, как собака ловит надоедливых комаров, но безуспешно. Не в том смысле, что поймать, а в том, что остановить. Как раз поймать пулю ему удалось, но свинцовый шарик, выбив несколько клыков, прошел навылет. Как он заревел! Казалось, я оглохну от этого воя. В этом вопле, полном боли и звериной ярости, даже четвертый выстрел Лехиной пушки остался не услышанным. Однако своей цели он достиг, вколотив маслину точно в бок хищника, заставив его вздрогнуть всем телом. Пятый залп оказался наименее удачным, лишь по касательной задев скругленный, как лобовая броня у танка, череп людоеда.