себе. Правда, в Москве остался бывший воздыхатель, моложе меня, но такая же развалина. По интеллекту мы, примерно, на одном уровне, хотя хочется считать, что я выше. Переписываемся по Интернету, поддерживая иллюзию ушедших возможностей. У него умерла жена, у меня муж. Два дурака, играем друг с другом в красивые слова, за которыми пустота.

План на сегодня я не выполнила, поэтому долго ворочалась в постели – мешали спать завтрашние мысли.

19 июля.

Погода в этом году дурная: холод и жара приходят, когда хотят, а не по календарю. Середина июля, но градусник показывает всего 25. Что-то я такого не припомню. На синем небе ни тучки, солнце жарит вовсю, а воздух не прогревается – горный ветер продувает Хосту насквозь.

Курортники наверняка обижаются, а мне хорошо. Чтобы избежать сквозняка, велела Нине закрыть окно у изголовья, в торце, и задвинуть центральную створку, оставив только дальнюю, забранную тонкой, почти невидимой сеткой. Шелковое стёганое покрывало, бледно-розовое с сиреневыми орхидеями, приятно скользит по обезвоженной возрастом коже, ортопедические подушки держат спину и голову. Я глубоко вдыхаю чистый свежий воздух. Копаться в прошлом, где чёрт-ти чего понамешано, не хочется. С высокой позиции наблюдаю за чужой жизнью, которая ещё не задумывается, что конечна.

По двору, куда выходят подъезды несколько домов, снуют люди. Слышу разговоры соседей, которые меня не видят. Жильцы сидят в тени развесистого можжевельника, все знакомы, многое друг о друге знают, можно рассказать про обиды на детей, про болезни. Сидят с раннего утра до поздней ночи, пока не заноет спина, ругают цены, возмущаются возросшей платой за квартиру, притом, что даже лестницы не моются. Вон, на первом этаже Управляющая домами компания. Устроились за новенькими компьютерами, баснословную прибыль подсчитывают, словно сами никогда не были жильцами, с которых дерут три шкуры за тёплую воду вместо горячей. Теперь ещё закон об оплате собственниками капитального ремонта ввели, и ведь придумали, как ещё ободрать народ.

Летом в помещении жарко и душно, да и делать старикам совершенно нечего. В квартирах ютятся по нескольку поколений, и молодые выталкивают предков: идите на воздух, что вы тут на двадцати метрах топчитесь – сил нет. Такое впечатление, что молодые о будущем не думают, хотя детей на юге рожают кучно – один в коляске, другой держится за руку, третий в животе. И всё-таки кажется, будто городок состоит из одних пенсионеров, что недалеко от истины. К вечеру на улицах тоже все скамейки, как мошкарой, облеплены стариками. Они давно забыли, зачем живут. Живы – вот и живут.

Но меня больше занимает то, что движется. Вот идут на море курортники, которые при среднем достатке долго копили на десятидневный отпуск, однако ещё не приспособились ездить за границу, не знают языков, кроме русского и матерного, побаиваются всего незнакомого. Они снимают у местных комнаты по ценам, сравнимым с проживанием на Лазурном берегу, но без французского комфорта. Бедняги обвешаны надувными кругами, матрасами и складными зонтами, потому что единственный городской, а следовательно бесплатный пляж мал и плохо оборудован: причина стандартная – муниципалитету не дают денег. Денег отвалили, и даже с избытком, чтобы пустить миру пыль в глаза Зимней Олимпиадой в тёплом Сочи.

Ничего хорошего нашей стране грандиозные проекты ещё не приносили. Всегда чего-то не учли, а потому – то, да не то вышло и в несколько раз дороже, чем рассчитывали. Ответ – кто считал. Местные жители вздрогнули, когда узнали, что жребий упал рядом. Как Тунгусский метеорит, он вспахал почву, вызвав ударную волну и конфликты, отъём земли у собственников. Когда царству чего надо, разве оно станет считаться с законами, которые само же пишет? Староверов, осушивших и превративших в сад Имеретинскую низменность, согнали с веками насиженных мест, как в незабвенные сталинские времена депортировали в пустынный Казахстан инородцев. Да, нынешним переселенцам заплатили хорошие деньги и предоставили жилплощадь, но они в многоквартирных домах жить не привычны, хотят возделывать землю, а их лишили традиций и воли.

День и ночь через Хосту с грохотом двигались самосвалы, бетономешалки и разная тяжёлая техника, не давая сомкнуть глаз. На Красной Поляне строили гигантские спортивные площадки, сочиняли развязки, которые ничего не развязали – так и стоит многокилометровый город в пробках на пути к Адлеру. Возвели порт, который размыло – построили снова за новые деньги, в посёлках обновили бордюрные камни, которые могли ещё полвека послужить верой и правдой, а вот водопроводные трубы – не заменили, лопаются то там, то сям каждый день, а если лопнут все разом… Но не будем о страшном, потому что тогда наступит конец света в отдельно взятом городе, между тем известно, что плохое внедряется в нашу жизнь поэтапно, вместе со свежими тарифами, и почему-то опережая хорошее, например зарплату и пенсии. Так что вопрос напрашивается сам собой – кому польза от этой Олимпиады? Кто разбирается в экономике и государственном управлении, знает кому, хотя нам не скажет, и зря, это уже давно ни для кого не секрет.

Конечно, Олимпиада – престиж страны, им прикрывают дыры и в политике, и в штанах, опять-таки за счёт бедных, потому что их больше, чем богатых. Почему молчим? А надоело. То революция и гражданская война, то сталинские лагеря, то коммунизм с каким-то лицом, то капитализм с однозначно долларовой рожей. Тьфу. Отстаньте. Скажут: так ведь лучше жить стало, у каждого четвёртого россиянина автомобиль. А трое – лапу сосут? Статистики словно забыли, что у богатых по нескольку машин, тогда как у иных и велосипеда нет. Несправедливо. Впрочем, русские даже в революцию не боролись за равенство, они мстили по-чёрному, как пьют горькую, чтобы залить боль.

Народ понимает – уже не дурак, научен опытом – что грандиозные сооружения после похмелья на фиг никому не нужны. Казённых, то есть наших, денег жалко, но люди у нас привычные, смирные и безбашенные одновременно, вот уже идут с моря, утомленные солнцем, волоча сдутые пляжные доспехи, довольные тем, что есть – случались времена и похуже.

Хозяйки, оттягивая руки, тащат пластиковые пакеты из сетевого магазина, где товар дряннее, чем на рынке, но существенно дешевле – русский парадокс. При скудных провинциальных доходах цены тут столичные и даже выше. Опять Олимпиада виновата, будь она неладна! И после конца всеобщего ликования ценники обратно не перепишут – закон отечественного рынка, если этот базар можно назвать рынком.

Но всё равно старикам и старухам на юге вольготно. Одни ковыляют в домашних тапочках на подагрических ногах по новым тротуарным плиткам, тянут