Но, читая статьи, глядя на фотографии, помещенные среди характеристик, данных ей коллегами, Ким начала понимать, что никогда и близко не понимала настоящую Эмили Брэндивайн.

Одна выдержка из типичного эссе Эмили выдавала ее глубочайшую увлеченность:

Где-то далеко другие глаза, не наши, смотрят на звезды. И пусть не будет в этом никакого сомнения. Будь это не так, пришлось бы нам признать, что наше существование почти лишено смысла – можно только есть, пить и размножаться. Мы пробудились к жизни на берегу бесконечного моря. Какая бы сила ни сделала это, она, несомненно, хотела, чтобы мы не были одиноки, чтобы мы ушли в это море и составили карты его течений и глубин, исследовали его острова и обняли встреченных нами мореплавателей.

К сожалению, эти острова дальше друг от друга, чем мы могли бы себе представить. Среди нас многие считают, что нужно все это оставить и просто сидеть дома. Быть довольными нашими теплыми солнцами, плавать вдоль берегов. Но я скажу, что если мы пойдем этой дорогой, то потеряем то, что более всего сохраняет нас: тягу рваться в неизвестное. Если же мы будем верны себе, то неизбежно настанет день, когда мы поднимем бокалы с братьями и сестрами, рожденными под светом чужих солнц.

Несколько пафосно, но в искренности автора сомневаться не приходится. Эмили не готовилась стать ученым и потому заключения строила более на основе эмоций, нежели фактов. Человечество не может быть одиноким, потому что вселенная так огромна. Потому что нам надо с кем-то поделиться своими мыслями о ней.

Реальность же, конечно, состояла в том, что появление жизни на Земле, очевидно, потребовало стечения обстоятельств столь необычного и счастливого, что это событие вполне может оказаться и уникальным. Вполне возможно, что человечество является единственным разумным видом на всех этих миллиардах световых лет. Ночью, в темноте, у Ким закрадывалось подозрение, что так дела и обстоят. Она никому бы в этом не призналась, даже Солли. Слишком много лет она агитировала за проект «Маяк» – единственный проект Института, который мог заинтересовать нужных людей.

Йоши Амара письменных работ не оставила, если не считать ее диссертации, относящейся к термодинамике атмосферы. В команду Трипли она попала, когда ей было чуть за двадцать. Полет на «Охотнике», как определила Ким, был ее первым путешествием за пределы родного мира.

Она посмотрела видеозаписи. Эмили уговаривает Торговую палату Альгонды поддержать общественное финансирование для пожилых граждан; Эмили выступает перед первокурсниками Университета Меллинды семьдесят первого года, преподавая то, что обычно преподают уже аспирантам; Эмили участвует в симпозиуме по теме «Куда лежит наш путь?» – симпозиум был посвящен не космическим исследованиям, а уменьшению населения, и Эмили увлеченно отстаивала идею агитировать народ заводить побольше детей.

Ким переключилась на файл Трипли и увидела Кайла на заседании основателей Фонда, старающегося объяснить, почему важно продолжать поиск внеземного разума. Он и мысли не допускал, что таковой может не существовать. Ему пришлось повозиться – спор был нелегок. Кто-то из публики заметил, что все мы знаем, как ведут себя люди, и если внеземные разумные существа действительно существуют и ведут себя так же, как мы, то, быть может, лучше их не искать. Пусть себе живут.

К полуночи Ким заключила, что все товарищи Эмили по «Охотнику» – Трипли, Амара и Кейн, пилот – были именно такими, как казались. Может быть, действительно, все они, кроме Кейна, балансировали на грани фанатизма, и Эмили в том числе, но не приходилось сомневаться, что достигни они успеха в своем поиске чужой цивилизации, встреть хоть что-нибудь живое за пределами Сент-Джонса, они бы растрезвонили об этом на весь мир.

Значит, Шейел ошибся. Не мог не ошибиться. И все же оставалась большая вероятность, что туфля с виллы принадлежала Йоши.

И Герхард что-то скрывает. По записям выходит, что он почти тридцать лет назад выполнил рутинный ремонт. А когда она об этом упомянула, он тут же понял, о чем идет разговор. По взрыву на пике Надежды и его последствиям Андра прислала несколько сот документов.

Ким рассматривала изображения местности до взрыва и сразу после. Конечно, был кратер диаметром километр с четвертью, будто бросили атомную бомбу. Деревья далеко вокруг были вырваны с корнем и обгорели. Долину выкосило.

Картин разрушений было буквально сотни – разбитые дома, пылающие пожары, пробивающиеся в руины спасатели, уцелевшие, застывшие в шоке или бесцельно бредущие среди развалин.

Расследование оценило мощность взрыва в несколько килотонн. Но радиации не было. Правительственная комиссия записала в заключении: «Причины не установлены».

Никаких записей о пропаже топливного элемента с какого-либо корабля не обнаружилось, равно как и о неправильной утилизации отработанных элементов. Конечно, в планы преступника не входило быть пойманным, а записи не так уж трудно подделать.

Расследование взрыва и расследование исчезновения двух женщин велись независимо. Ни одно не дало результата.

Мемориальный музей «Могучего Третьего» был посвящен подвигам Третьего флота во время короткой, но кровавой войны с Пасификой. Когда-то доминировала теория, что межзвездной войны не будет никогда из-за ограничений потребляемой энергии, проблем подчинения враждебного населения целой планеты, невозможности навязать бой межзвездным силам противника, если те захотят его избежать, и того простого факта, что никто не сможет украсть столько, чтобы стоило тащить домой.

Все эти рассуждения рухнули, поскольку основывались на допущении, что война есть рациональное действие, предпринимаемое ради рациональной цели.

Очень мало лидеров в истории подсчитывали соотношение затрат и прибылей перед тем, как ввязаться в бой. Короли часто провоцировали конфликты с единственной целью: накормить свои войска за чужой счет. Либо для того, чтобы убрать из страны десятки тысяч недовольных и направить их агрессию в другую сторону, как было во время Крестовых походов, а еще – на Тигрисе во время Андрейских войн.

Историки все еще спорили о деталях постепенного шестидесятилетнего сползания к единственной известной межзвездной войне между Гринуэем и Пасификой. Это была война, которой ни одна сторона не хотела. Критическим фактором оказалось всеобщее убеждение, что вооруженный конфликт невозможен, а потому оба правительства безоглядно пользовались угрозами и демонстрациями силы.

Стрельба началась с того, что эсминец флота Пасифики принял круизный корабль за шпионский и открыл огонь, убив 212 пассажиров и почти всех членов экипажа. Когда Пасифика отказалась принести извинения (корабль действительно отклонился от курса), шаги, ведущие к войне, промелькнули как в ускоренном показе.

Конфликт бушевал полтора года. Было несколько больших битв. На третьи стороны налагали эмбарго, в налетах на военные цели погибли десятки тысяч людей, электронное оружие глушило энергетические сети и компьютерные системы.

Имя Маркиса Кейна было в этой войне прославлено. Он начал ее капитаном корабля сопровождения и закончил командующим эскадрой эсминцев. Получил полдюжины орденов. Отомстил за самое большое зверство этой войны – нападение на Хаталан, – уничтожив линейный крейсер «Хаммурапи», который возглавлял атаку. Но самым его известный подвиг был совершен в битве у Армагона, когда его эскадра прорвала атакующий строй эсминцев. Его собственный корабль, знаменитый 376, получил серьезные повреждения и одно время считался погибшим. Кейн привел его назад истыканным пробоинами, с разрушенной навигационной системой, с вышедшим из строя вооружением, с перебитым наполовину экипажем. Но он появился в родных небесах под всеми вымпелами.