Стены будущего гостиничного комплекса «Скала и Море» с пляжа были не видны – в отличие от «Тропи-Каллисте», павильона с террасой и баром.

Демонтировать строение в случае урагана или приезда нового, слишком шустрого префекта можно было в момент. Игра слов, придуманная Червоне, символизировала ночную тропическую жару, взбудораженную децибелами, и античное название Корсики – Каллиста… Прекраснейшая!

Решив устроить дискотеку, директор кемпинга расставил вокруг павильона прожектора и лазеры, достававшие лучами до луны. Временно огороженная площадка вмещала от силы четвертую часть публики. Ярче всего была освещена сцена двухметровой высоты, напоминавшая подиум для дефиле или широкий трамплин. Под эстрадой установили огромный надувной бассейн, подсветили голубыми флуоресцентными лампами и поставили трех чернокожих охранников. Они не выглядели ценителями хорового пения группы Opus.

В кои веки Червоне раскошелился, хотя входной билет за семь евро, стакан мохито за девять и кувшин каштанового пива «Пьетра» за пятнадцать должны были компенсировать расходы.

«Расслабляйтесь», – советовали беснующейся толпе парни из группы «Фрэнки едет в Голливуд»[90]. На взгляд Клотильды, на пляже собралось две-три сотни человек. Всех возрастов. Странно, но старомодные песни знали наизусть и истеричные подростки, и парочки (многие были явно под мухой), и старичье.

Условное старичье.

Ее ровесники.

– Я пошла, мама!

Клотильда ответила дочери недоумевающим взглядом.

– Там Клара, Жюстен, Нильс и Тахир. Телефон при мне. Набери, когда пора будет уходить.

Она растворилась в толпе.

«Если произойдет хоть что-нибудь, и Франк узнает, он меня уничтожит!»

Клотильда мысленно махнула на все рукой.

Пусть Валу повеселится как следует! Да и что с ней может случиться?

Она пошла к морю, аккуратно огибая лежавшие на песке тела. Их что, приливом вынесло? В нескольких метрах от пляжа, у скалы, колыхался на воде баркас. Клотильда посветила фонариком и прочла название.

«Арион».

Вторая и четвертая буквы были едва различимы, так что никто, кроме Клотильды, не угадал бы слово. Корпус выглядел прогнившим. Якорная цепь износилась, киль растрескался. Ни весел, ни паруса, ни мотора. Лодка напоминала хищное животное, которое посадили на цепь и забыли. Клотильда едва сдерживала слезы, глядя на обломок прошлого, встретившийся ей во время путешествия вглубь ностальгии.

Внезапно музыка смолкла. На мгновение пляж погрузился в чернильную темень, потом зеленый луч вспорол темноту, а стробоскоп обратил посетителей в зомби-эпилептиков.

На эстраде появилась Мария-Кьяра в длинном обтягивающем платье со смелым декольте.

Синтезатор задал ритм первым танцевальным па.

Певица почти касалась микрофона губами. Зазвучали первые ноты Future Brain, планетарного хита Дэна Хэрроу, итальянского короля диско 80-х… Всеми забытого короля.

Так думала Клотильда – и ошибалась!

О-хо – скандировала толпа.

Старые шлягеры вечны.

После возвращения на остров Клотильда не бывала на пляже Ошелучча, слишком уж много вопросов требовало ответов. Это райское место по-прежнему принадлежит ее деду Кассаню Идрисси – так почему он позволил Червоне устроить здесь жалкий ночной клуб? Почему проржавевший баркас стоит у скал? Зачем терпеть шум, подобный грязному наркотику, толпу и гипнотические огни? Как случилось, что победила не тишина? И где она возьмет верх, если уступила даже на пляже?

Почему большой злой волк не занялся павильоном? Злому волку, который дружит с ее дедом, не понадобились бы ни маска, ни бомба, ни канистра с бензином, ни зажигалка, достаточно было дунуть посильнее[91]. Хватило бы порыва ветра, который сейчас несет децибелы в сторону Кальви.

Определить возраст Марии-Кьяры не представлялось возможным – мешали прожектора, тень, свет и густой слой грима, – но Клотильда знала.

Сорок пять лет. Ни днем больше, ни днем меньше.

Мария-Кьяра производила впечатление. Была на высоте. Пела на итальянском, английском, французском и испанском.

Валу все время мелькала в толпе.

Клотильда скучала.

После «Мальчика Тарзана»[92], способного разбудить всех млекопитающих на территории китового заповедника Пелагос[93], свет стал мягче, и Мария-Кьяра прошептала в микрофон с сильным итальянским акцентом:

– Сейчас я исполню песню а капелла. Вы наверняка ее знаете, это «Вечно молодой»[94], но я прошу вас слушать молча. – Она послала толпе улыбку, похожую на поцелуй. – Я буду петь на корсиканском. Для вас.

Sempre giovanu[95]

Белый луч высветил лицо Марии-Кьяры. Она закрыла глаза, и ее одинокий голос полетел к волнам, взмыл в небо и заставил плакать луну.

Sempre giovanu

Сопрано фантастической чистоты превратило мелодию в гимн, людей охватила дрожь, никто не издал ни звука. Случилось чудо: каждый понял, что певица согласилась выступить на дискотеке ради этих четырех минут, она хотела исполнить молитву, символ веры.

Sempre giovanu