– А личная репутация? – с надеждой спросила мисс Лэттерли.

Калландра слегка смутилась.

– То же самое, – призналась она. – Он женился на Александре Фитцуильям после короткого ухаживания. Брак был выгоден обоим семействам, так что удивляться не приходится. У них родились две дочери, а спустя много лет – единственный сын Кассиан. Генерал получил назначение в Индию и много лет провел за границей – в основном в Бенгалии. Я говорила с одним моим приятелем, служившем там в то же время, но ничего бросающего тень на репутацию Карлайона он вспомнить не смог… Хотя – вот тебе небольшая история, очерчивающая характер генерала. Некий юный лейтенант, не прослуживший в Индии и двух недель, заблудился вместе с патрулем, а половина его людей получили ранения. Карлайон (в ту пору – майор) вскочил на коня и с двумя добровольцами, рискуя жизнью, отыскал юнца, отбил несколько атак и позаботился о раненых. Патруль вернулся на пост почти без потерь. Лейтенанта Карлайон разнес в пух и прах, но потом безбожно лгал начальству и выгораживал беднягу как мог. Поведение вроде бы самоотверженное, но следует учесть, что он старался создать себе репутацию героя, и подчиненные его за этот случай боготворили. Между продвижением по службе и популярностью у солдат он, казалось бы, выбирал второе. Однако первое тоже не заставило себя долго ждать.

– Что ж, вполне человеческий поступок, – задумчиво произнесла Эстер. – Восторгаться я не стала бы, но и понять его можно.

– Это не поступок военачальника, – угрюмо сказала ее собеседница. – Ему нужен был ореол героя. Генералу же прежде всего должны доверять. Это гораздо менее сильное чувство, чем поклонение перед героизмом, но куда более надежное, когда приходится действительно туго.

– Да, наверное…

Мисс Лэттерли невольно вспомнила Флоренс Найтингейл. Ее многие не любили, считали слишком деспотичной, бесчувственной и не терпящей в других малейшей слабости, а себе позволяющей многие причуды. Но она была истинным лидером, способным увлечь за собой даже недоброжелателей, а пациенты видели в ней чуть ли не святую. Хотя святые в большинстве своем, вероятно, имели трудный характер.

– Я спрашивала, не был ли он азартен, – продолжала Калландра. – Не укреплял ли дисциплину чересчур жестокими мерами, не принадлежал ли к какой-нибудь секте, не имел ли личных врагов, не относился ли к кому-нибудь из друзей с особой нежностью… Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Да, – ответила Эстер с кривой усмешкой. Самой ей эта идея в голову не приходила. Что, если генерала интересовали не женщины, а мужчины? Но, кажется, эта мысль была не слишком удачной. – Жаль. Это было бы хорошим мотивом.

– Что верно, то верно. – Лицо леди Дэвьет застыло. – Но никаких подтверждений этому я не нашла. Тот, с кем я говорила, пугался таких вещей и делал вид, что он о них и не слышал. Боюсь, дорогая, что генерал Карлайон – это заурядный во всех отношениях человек, никому не подавший повода к ненависти или страху.

Эстер вздохнула.

– А его отец?

– То же самое, разве что карьера у него была менее успешной. Он воевал на Пиренейском полуострове под началом герцога Веллингтона, был и при Ватерлоо – казалось бы, интересный человек, но увы. Похоже, единственная разница между ними в том, что полковник сначала произвел на свет сына и затем двух дочерей, а генерал – наоборот. Более высокий чин генерала объясняется исключительно помощью и связями отца. Мне очень жаль, что мои изыскания дали столь скудные результаты.

После этих слов собеседницы сменили тему разговора и расстались, вполне довольные друг другом.

В то время, когда Эстер сидела за обеденным столом в Карлайон-хаус, Монк нанес свой первый визит доктору Чарльзу Харгрейву – свидетелю трагедии и медику, установившему факт смерти.

Поскольку врача не стоило отвлекать от его непосредственных обязанностей, визит был назначен на поздний час. В полдевятого вечера Харгрейв принял сыщика в своем кабинете. Доктор оказался человеком необычайно высоким и хорошо сложенным, хотя и не производящим впечатление атлета. У него были светлые, трудноописуемого оттенка волосы, зеленовато-голубые глаза, а длинный нос, казалось, был когда-то перебит и сросся потом неправильно. Маленький рот, ровные зубы… Весьма примечательное лицо.

– Добрый вечер, мистер Монк, – поздоровался медик. – Сомневаюсь, что я чем-то смогу вам помочь, но, конечно, сделаю что в моих силах, хотя я уже все рассказал полиции.

– Благодарю вас, сэр, – сказал Уильям. – Весьма любезно с вашей стороны.

– Не стоит благодарности. Печальная история. – Харгрейв указал на кожаные кресла у камина, и они оба сели. – Что мне вам рассказать? Полагаю, события того вечера вам уже в общих чертах известны?

– Услышанные мною мнения отличаются друг от друга весьма незначительно, – приступил к делу детектив. – Но кое-какие вопросы все же возникли. Не знаете ли вы, к примеру, что могло так потрясти миссис Эрскин?

Ответом ему была внезапная улыбка – простодушная и очаровательная.

– Понятия не имею, – сказал Чарльз. – Скорее всего, ссора с Луизой, но по какому поводу – сказать затрудняюсь. Мне действительно показалось, что она вела себя как-то особенно грубо с бедным Максимом. И сразу хочу признаться, что не знаю причин ссоры между Таддеушем и Александрой.

– Не могло ли это быть связано все с той же миссис Фэрнивел?

Харгрейв задумался на пару мгновений, сложив руки домиком и глядя на Монка поверх получившейся фигуры.

– Непохоже, хотя, с другой стороны, почему бы и нет? Соперничество – странная штука. Такое впечатление, что люди часто воюют друг с другом не ради определенной выгоды, а ради публичной победы. – Доктор откровенно изучал лицо гостя. – Что я пытаюсь объяснить – так это то, что Александра не слишком пылала страстью к своему мужу. Причиной могла явиться лишь уязвленная гордость при виде того, что он на глазах у друзей и родственников оказывает внимание кому-то другому. Я понимаю, что убийство – крайне редкая реакция на такие события. – Он нахмурился, покусал губы. – И, кстати, ничего не решающая. Однако как бы абсурдно ни было случившееся, генерал тем не менее убит.

– Убит? – переспросил Уильям, не столько сомневаясь в словах доктора, сколько желая прояснить ситуацию. – Вы осмотрели тело и, помнится, сперва пришли к несколько иному выводу?

Врач криво усмехнулся.

– Да, – развел он руками. – В тот вечер я не рискнул сообщить о своих подозрениях. Признаться, я был потрясен, когда Максим, вернувшись, объявил о несчастном случае. А потом я, разумеется, с первого взгляда определил, что Таддеуш мертв. Скверная была рана. У меня в голове тогда вертелась лишь одна мысль – как можно тактичнее известить его близких, и в первую очередь – жену. Конечно, я и предположить не мог, что она знает о случившемся куда больше, чем я.

– А что, по-вашему, случилось, доктор Харгрейв, с профессиональной точки зрения?

Чарльз поджал губы.

– Если можно, поточнее, – добавил Монк.