Один глаз изобретателя продолжал время от времени дергаться, что только усиливало присущий ему маниакальный вид.

– Так и есть, – сказала я. – Один из них явился сюда и попытался забрать вас, пока вы спали. Я начинаю жалеть, что мы ему этого не позволили.

– Возможно, стоило меня отдать. Было бы любопытно посмотреть на совет магических существ.

Я не смогла определить, насмехается ли Финстерн над моим работодателем или говорит серьезно. Его тон был совершенно бесстрастным, и мне оставалось лишь гадать, испытывает ли он хоть какие-то эмоции. Казалось, разговоры о феях совершенно не смущали изобретателя, как до этого не смутили мои упреки.

– Я заметила на вашем устройстве алхимические знаки и мистические символы. Вы занимались оккультизмом?

Финстерн кивнул.

– Забавное хобби для человека науки, не так ли?

– Мать постоянно твердила, что мой отец был «волшебным человеком», – ответил Финстерн, не переставая разглядывать артефакты на полках. – Они были вместе всего одну ночь, но она говорила о нем, как если бы он был Солнцем, Луной и центром Вселенной одновременно. Еще она рассказывала о моей сестре-близняшке. Якобы девочка научилась ходить прежде, чем я начал ползать, и плавать как рыба, в то время как я плакал, когда меня сажали в мелкую ванну. В лунном свете цвет ее волос менялся. Мать говорила, ни один другой ребенок во всем свете не был таким прекрасным и совершенным. И уж точно не я. Иногда мне кажется, что я вот-вот вспомню свою сестру. Мы были еще совсем маленькими, когда наш отец вернулся.

Финстерн отковырнул щепку от деревянной лавки и кинул ее в сторону.

– Он вернулся только за девочкой. Я вообще ничего не значил для него. Так повторяла мать. Часто.

Он поежился.

– Никто, конечно, не верил в эти россказни про моего отца. Все говорили, что моя мать… ну, сами понимаете, какого рода женщина. Незамужняя. Никудышная. Мать заставляла меня доказывать, что они неправы. Она хотела, чтобы я стал исключительным, чтобы стал могущественным.

– Для маленького мальчика это очень большое давление, – кивнул Джекаби.

– Ага. Давление. Сила, действующая на единицу площади перпендикулярно поверхности. Измеримая количественно. Да, давление было еще то. Впрочем, детство, проведенное за выслушиванием постоянных упреков, многому меня научило. Я очень многое узнал о силе, детектив. Научился контролировать ее, порождать ее, забирать.

Он встретился взглядом с моим работодателем, и на мгновение наступило жутковатое молчание. Изобретатель замер – впрочем, ненадолго – и тут же продолжил прочесывать комнату бегающими глазами.

– Это дело всей вашей жизни? – спросил Джекаби. – Ваша машина?

– Трансвигорация.

– Как она работает?

Финстерн почесал затылок.

– Манипуляция токами.

– Электрическим током?

– Потоками Жизненной Силы, – поправил его Финстерн. – С электричеством все было бы проще. Вольты. Электромагнитная сила. Измеримая количественно.

– Вы создали своего рода громоотвод для жизненной энергии?

– Нет-нет-нет. Слишком примитивно. Жизненная Сила не передается по заземленным проводам. Так не получится. Лучшая аналогия – это поле. Мой последний прототип построен на некоторых принципах прошлогодних исследований Николы Теслы. Резонансные трансформаторы возбуждаются на определенных радиочастотах и устанавливают связь между собой. Да, Тесла воистину гений.

– Звучит очень «по-технически» и впечатляюще, – вмешалась я. – Но, по сути, вы ничего нового не придумали. Люди лишали друг друга жизни гораздо дольше, чем забавлялись радиочастотами и вольтами. Вы просто заключили в сверкающий медный корпус очень старый порок.

– Речь идет не о лишении жизни. – Глаз у Финстерна снова дернулся. – Речь о том, чтобы контролировать жизнь. Передавать жизненную энергию из одного вместилища в другое. Речь идет о силе, мисс Рук. Все в этом мире сводится к силе. К тому, кто ее получает и кто лишается.

– Значит, по-вашему, все живые существа – это всего лишь своеобразные аккумуляторы? – спросил Джекаби.

– Нет-нет-нет. Вы все еще не понимаете. Не просто сила, а силы. Умения, способности, склонности, врожденные таланты. Почему один ребенок становится вундеркиндом, а другой остается полнейшим кретином? Жизненная энергия! Моя машина не просто поглощает сырую энергию, она поглощает суть, дух, душу!

– Так это спиритуализм, а не наука, – сказала я. – Как можно измерить душу?

Финстерн снова дернул глазом и прикусил губу.

– Природа жизненной энергии сложна. Но все можно исследовать с помощью науки. Жизнь – это наука. Магия и волшебство – наука. Я посвятил свою жизнь явлению, которое не могу потрогать или измерить, но я знаю, что оно существует, и знаю, что мое устройство работает.

– Почему вы так уверены? – спросил Джекаби.

– А вы видели, как ворона пытается шагать на четырех лапах?

– У ворон две лапы.

– Да, две. Но кролик внутри ее головы не знает об этом. – Глаза его заблестели, рот искривился в восторженной ухмылке. – Оно работает. Я сам видел, как оно работает. Единственное, что осталось, – это как следует его настроить.

– Любопытное вы выбрали место для своих лабораторных испытаний, – заметил Джекаби.

– Меня пригласили, – фыркнул Финстерн.

– Пригласили на лесную поляну?

– Пригласили в Нью-Фидлем.

Порывшись в карманах, Финстерн достал смятое письмо. Джекаби взял его, повертел в руках и передал мне. На бумаге с похожим на официальный штампом было напечатано:

– Это подпись Спейда, – сказал Джекаби. – Настоящая.

– Ему об этом скажите. Я вложил в свою работу все, что у меня было. Все. У меня не осталось ничего, кроме моей машины. Я понадеялся, что наконец-то получу финансирование, наконец-то закончу свои исследования. Но Спейд выставил меня за порог, едва я появился. Сказал, что никогда не слышал обо мне и что совершенно точно не посылал мне никакого предложения. Что он уже подобрал команду и в моих услугах не нуждаются. Ну что ж, превосходно. Не в первый раз мои таланты умаляют. Может, этот ваш Неблагой совет оценит по достоинству гений ученого-провидца.