В начале 2003 года Джейми и Чарли основали Cornwall Capital и теперь гораздо больше времени, чем раньше, проводили в гараже в Беркли – спальне Чарли – в разговорах о рынке. Cornwall Capital, как они решили, будет не просто заниматься поиском рыночной неэффективности, а поиском в глобальном масштабе: на рынках акций и облигаций, на валютном и товарном рынках. Когда двум друзьям представилась первая большая возможность, эмитент кредитных карт Capital One Financial, к этим двум амбициозным замыслам прибавился третий, еще более амбициозный.

Capital One служила редким примером компании, разумно подходящей к кредитованию американцев с низким кредитным скорингом. Она специализировалась не на жилищных кредитах, а на кредитных картах, но работала с представителями того же социально-экономического класса, который всего через несколько лет не сможет рассчитываться по ипотечным кредитам. На протяжении 1990-х и 2000-х годов компания убедительно заявляла, что, в отличие от прочих компаний, использует более эффективные средства для анализа кредитоспособности низкокачественных заемщиков и для оценки кредитного риска. В середине 1990-х годов ей удалось пережить кризисный для сферы период, уничтоживший нескольких ее конкурентов. В июле 2002 года за два дня ее акции упали почти на 60 %. Падение произошло после того, как руководство Capital One добровольно раскрыло предмет своего спора с двумя регулирующими органами – Федеральной резервной системой и Управлением надзора за сберегательными учреждениями – размер резервного капитала, необходимый для покрытия потенциальных убытков по низкокачественным кредитам.

Рынок вдруг испугался, что Capital One не грамотнее конкурентов подходит к выдаче кредитов, а просто более ловко скрывает убытки. Регулирующие органы вскрыли мошенничество, решил рынок, и Capital One вскоре понесет наказание. Косвенные улики сложились в позорное дело. Например, Комиссия по ценным бумагам и биржам объявила о начале расследования в отношении только что уволившегося финансового директора, который продал свою долю за два месяца до раскрытия компанией информации о споре с регулирующими органами и падения ее акций.

В течение последующих шести месяцев компания получала внушительные прибыли. По ее заявлениям, она не делала ничего предосудительного, а регулирующие органы просто придирались. Никаких убытков по портфелю низкокачественных кредитов объемом $20 млрд, как говорилось в ее заявлении, не зафиксировано. Цена акций держалась на прежнем низком уровне. Чарли и Джейми тщательно изучали этот вопрос, другими словами, посещали специализированные конференции и выпытывали всю возможную информацию у множества совершенно незнакомых людей: коротких продавцов, бывших сотрудников Capital One, консультантов по вопросам управления, работавших с компанией, конкурентов и даже регулирующих органов. «Информации оказалось не густо, – сокрушается Чарли, – к тому же ничего нового мы не узнали». Их вывод: Capital One, скорее всего, действительно располагала более эффективным механизмом кредитования. Открытым оставался лишь один вопрос, действительно ли во главе компании стояли мошенники.

Это был не тот вопрос, на который два молодых человека, претендующих на звание профессиональных инвесторов, из Беркли, Калифорния, со $110 000 на счете, должны были искать ответ. Но они все-таки это сделали. Они устроили охоту на людей, которые учились в колледже вместе с генеральным директором Capital One Ричардом Фэрбанком, и собрали на него целое досье. В поисках сотрудника из Capital One, с которым можно было бы договориться о личной встрече, Джейми прошерстил весь отчет компании по форме 10-К. «Попроси мы о встрече с генеральным директором, нам бы однозначно отказали», – поясняет Чарли. Наконец, им удалось выйти на рядового сотрудника по имени Питер Шналь, который на деле оказался вице-президентом, отвечающим за портфель низкокачественных кредитов. «У меня сложилось впечатление, что Питер Шналь – простой сотрудник, – вспоминает Чарли. – Потому что, когда мы стали напрашиваться на встречу с ним, никто не был против». Наши друзья авторитетно представились как Cornwall Capital Management, правда без уточнения реального статуса компании. Вот как выразился по этому поводу Джейми: «Забавно, но людям неудобно спрашивать, сколько у тебя денег, и поэтому ты можешь обойти этот вопрос».

Они попросили Шналя о встрече, чтобы задать ему несколько вопросов перед тем, как вложить деньги. «Но на самом деле мы хотели проверить, похож ли он на мошенника», – объясняет Чарли. И Шналь показался им абсолютно искренним человеком. Кстати сказать, он приобретал акции собственной компании. Беседа со Шналем убедила их в том, что разногласия Capital One с регулирующими органами не стоили и выеденного яйца и что компания действовала честно. «Мы пришли к выводу, что они могли оказаться аферистами, но, скорее всего, не были ими», – резюмирует Джейми.

Благодаря последующим событиям Джейми и Чарли практически случайно выработали собственный оригинальный подход к финансовым рынкам, который вскоре помог им разбогатеть. Через шесть месяцев после объявления о разногласиях между компанией и Федеральной резервной системой и Управлением надзора за сберегательными учреждениями акции Capital One торговались в узком диапазоне в районе $30 за штуку. За подобной стабильностью скрывалась очевидная неопределенность. Такую цену нельзя считать подходящей для Capital One. Если компания занималась махинациями, ее акции ровным счетом ничего не стоили, а если была кристально честной, как считали Чарли и Джейми, то цена им $60 за штуку. Джейми Май только что прочел книгу Джоэля Гринблатта «Ты можешь стать гением фондового рынка». Именно автор этой книги подтолкнул Майка Бэрри к созданию собственного хедж-фонда. В конце книги Гринблатт рассказывал, как заработал кучу денег с помощью производного инструмента, называемого LEAPS (Long-term Equity AnticiPation Security – долгосрочные опционы на акции). Он позволял покупателю приобретать акции по фиксированной цене в течение определенного периода времени. В определенные моменты, пояснял Гринблатт, покупать опционы на акции разумнее, нежели покупать сами акции. Подобные заявления в мире стоимостных инвесторов звучали ересью. Старомодные стоимостные инвесторы сторонились опционов, поскольку те требовали умения предугадывать моменты изменения цен недооцененных акций. Гринблатт изложил свою точку зрения: если стоимость акций заметно меняется в зависимости от будущего события с точно известной датой (дата слияния, например, или дата судебного заседания), стоимостный инвестор может с чистой совестью использовать опционы для выражения своей позиции. Эта мысль навела Джейми на одну идею: купить долгосрочный опцион на покупку акций Capital One. «Это происходило примерно так: “О, только взгляните. Эти обыкновенные акции кажутся интересными. Но, черт возьми, посмотрите на цены этих опционов!”»

Право приобрести акции Capital One по $40 в любое время в течение последующих двух с половиной лет стоило чуть более $3. В этом не было смысла. Проблемы Capital One с регулирующими органами так или иначе должны были разрешиться в течение ближайших месяцев. После этого акции либо подскочат до $60, либо упадут до нуля. Проанализировав модель, используемую Уолл-стрит для оценки LEAPS (модель ценообразования опционов Блэка – Шоулза), Джейми выявил в ней несколько странных допущений. Она, в частности, предполагала нормальное, колоколообразное, распределение будущих цен акций. Если акции Capital One торговались по $30 за штуку, то в соответствии с моделью за последующие два года акции должны подняться скорее до $35, чем до $40, и скорее до $40, чем до $45, и т. д. Данное допущение казалось разумным только тем, кто ничего не знал о компании. Модель не учитывала самого главного: неизбежное изменение курса акций Capital One, когда оно произойдет, будет скачкообразным.