Cornwall Capital Management незамедлительно приобрела 8000 LEAPS. Ее потенциальные убытки сводились к $26 000, которые компания заплатила за возможность покупать акции. Потенциальная прибыль теоретически ничем не ограничивалась. Вскоре после того как Cornwall Capital сделала ставки, регулирующие органы реабилитировали Capital One, курс ее акций тут же вырос и опционная позиция Cornwall Capital стоимостью $26 000 превратилась в $526 000. Как говорит Чарли: «Мы были на взводе».

«Мы не могли поверить, что эти долгосрочные опционы нам продали так дешево, – рассказывает Джейми. – И решили еще разжиться такими же».

Эта стратегия моментально зарекомендовала себя фантастически прибыльной: начинаешь с дешевого опциона на покупку или продажу каких-нибудь корейских акций, свиной грудинки или валюты страны третьего мира, – чего угодно, главное, чтобы стоимость этого «чего угодно» могла вскоре кардинально измениться, – а затем переходишь к тому, на что ты получил право купить или продать. Опционы идеально соответствовали характерам обоих молодых людей, у которых никогда и ни в чем не было абсолютной уверенности. Им казалось, что люди, а заодно и рынки чересчур уверены в том, что по своей сути является неопределенным. По мнению обоих, люди, а заодно и рынки редко присваивают адекватную вероятность маловероятным событиям. Оба с трудом выражали собственные взгляды, зато быстро реагировали на ошибочные, по их мнению, взгляды других. Стоило им напасть на соблазнительный, пусть и рискованный, вариант, один из них тут же садился за разработку подробной презентации, снабженной слайдами PowerPoint. Правда, показывать эти презентации было некому: ребята составляли их только для себя и для проверки на правдоподобность. Они выходили на рынок только в поисках чего-нибудь грандиозного, на что можно сделать небольшую ставку и получить большую прибыль. Джейми и Чарли ровным счетом ничего не знали о корейских акциях или валютах стран третьего мира, но это было и не нужно. Если выпадает возможность сделать дешевую ставку на движение цены какой-нибудь ценной бумаги, то по поводу деталей можно проконсультироваться со специалистом. «Вот такой подход мы выбрали, – говорит Джейми Май. – Полагаться на работу умных людей, которые знают гораздо больше нашего».

За успехом с Capital One последовал неменьший успех с United Pan-European Cable, европейским оператором кабельного телевидения, пребывающим в бедственном положении. В этот раз в их распоряжении было больше денег, поэтому они открыли позицию на $500 000 в опционах колл, стоимость которых совершенно не соответствовала рыночной. Когда UPC выбралась из кризиса, их прибыль составила $5 млн. «Теперь игра нас действительно захватила», – вспоминает Джейми. Затем они сделали ставку на компанию, поставляющую кислородные баллончики на дом больным людям. Ставка в $200 000 быстро превратились в $3 млн. «Три попадания из трех, – замечает Чарли. – Невероятно. Думаю, впервые я подумал, что этим делом мог бы долго заниматься».

Джейми и Чарли столкнулись либо с серьезным дефектом современных финансовых рынков, либо с самой потрясающей серией удач. Что характерно, однозначный ответ на этот вопрос они дать не могли. Как выразился Чарли, «довольно трудно распознать, когда тебе везет, а когда ты принимаешь умные решения». По их прикидкам, статистически достоверные результаты накопятся не раньше, чем к глубокой старости, и поэтому они не забивали себе голову вопросом, действительно ли они так умны, или им просто везет. В любом случае их познания, в особенности в области финансовых опционов, были довольно скудными. В помощь они наняли студента с кафедры статистики Калифорнийского университета в Беркли, однако тот сбежал после того, как ему поручили изучить рынок фьючерсов на свиную грудинку. «Он, как выяснилось, был вегетарианцем, – говорит Джейми. – У него вообще с капитализмом отношения не складывались, а свиная грудинка окончательно выбила парня из колеи». Им пришлось самостоятельно постигать сложнейшую финансовую теорию. «Мы подолгу возились с моделью Блэка – Шоулза и сравнивали результаты, которые получались при изменении различных допущений», – рассказывает Джейми. Больше всего их потрясло то, насколько легко благодаря этой модели можно было спекулировать в ситуациях всего с двумя вариантами исхода. Если в следующем году акции будут стоить $100 за штуку или не будут стоить вообще ничего, глупо покупать годовой опцион на покупку акций по цене $50 за штуку за $3. Тем не менее рынок частенько вытворял нечто подобное. Для оценки деривативов на триллионы долларов Уолл-стрит использовала модель, представлявшую финансовый мир упорядоченным непрерывным процессом. Однако этот мир был далек от постоянства: он изменялся скачкообразно и зачастую совершенно неожиданно.

Свой подход они, самостоятельно или с чьей-то подачи, окрестили событийным инвестированием. Но для того, чем они занимались, название казалось слишком уж серьезным. Однажды Чарли заинтересовался рынком фьючерсов на этанол. Он мало что знал об этаноле, но прочел, что тот субсидируется правительством в размере 50 центов на галлон и поэтому должен торговаться на 50 центов дороже, чем бензин, что реально и делалось. Однако в начале 2005 года, когда Чарли положил на него глаз, этанол торговался на 50 центов дешевле бензина. Почему, он так и не узнал, зато купил фьючерсов на две цистерны этанола и дал объявление в Ethanol Today, журнале, о существовании которого он ранее даже не подозревал. К дикому раздражению брокера Cornwall им пришлось оставить цистерны с этанолом на каком-то складе в Чикаго – и все ради суммы, которую брокер счел абсурдно маленькой. «Сложность администрирования того, что мы делали, не соответствовала нашим активам, – говорит Чарли. – При нашем размере не торгуют разными классами активов».

«Наши поступки могли навлечь гнев любых инвесторов, – замечает Джейми. – Но на нас инвесторы не гневались, потому что у нас их просто не было».

Джейми и Чарли подумывали о том, чтобы передать заработанные деньги в управление какому-нибудь квалифицированному, дипломированному, проверенному, безупречно честному профессиональному инвестору. Несколько недель они рыскали по Нью-Йорку и знакомились с менеджерами хедж-фондов. «Их послушать, так все у них классно, – говорит Джейми, – а посмотришь на показатели, так прибыли совсем нет». Поэтому они решили и дальше инвестировать деньги самостоятельно. Через два года после основания компании они имели $12 млн и перебрались из сарая в Беркли в офис на Манхэттене, сняв помещение в студии в Гринич-виллидж, принадлежавшей художнику Джулиану Шнабелю.

Свой счет они перевели из Schwab в Bear Stearns. Они мечтали иметь дело с крупной торговой фирмой с Уолл-стрит и сказали об этом бухгалтеру. «Он был знаком с Эйсом Гринбергом и мог представить нас. Мы были в восторге, – рассказывает Чарли. – Бывший председатель совета директоров и генеральный директор Bear Stearns и легенда Уолл-стрит, Гринберг продолжал работать в компании и выступал в качестве брокера для особых инвесторов. Когда Cornwall Capital перевела свои активы в Bear Stearns, на брокерских отчетах, понятное дело, появилось имя Эйса Гринберга.

Их первое знакомство с крупной фирмой с Уолл-стрит, как и все предыдущие приключения на финансовых рынках, оказалось удивительным, но решительно необъяснимым. Они стали клиентами Эйса Гринберга, даже не встречаясь с ним лично. «Мы никак не могли понять, как же Гринберг стал нашим брокером, – недоумевает Чарли. – Нас же никто не знал. И лично знакомы мы с ним не были». С каждой попыткой переговорить с Гринбергом ситуация становилась все загадочнее и загадочнее. У них вроде как имелся номер его телефона, но на звонки всегда отвечал кто-то другой. «Ужасно странно, – признается Чарли. – Иногда трубку снимал Эйс Гринберг, но каждый раз отделывался одной и той же фразой: “Подождите”. Потом подходила секретарь и принимала наш заказ».